Хендрик Грун - Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

Я едва могу ходить из-за боли в ноге. Позвонил Эфье, попросил принести аспирин. Думаю, это подагра. У Эверта были те же симптомы. Целое утро я просидел на стуле с задранной вверх ногой. Только один раз дополз на коленях до туалета.

Эфье посидела со мной часок, а днем приедет с визитом Эверт на своем инвалидном кресле. Один паралитик и другой паралитик. Я справился у персонала, нельзя ли принести ужин в комнату.

— Ну, вообще-то не положено, — сказала экономка.

— Не положено?

— Нет. Это не по нашей части. Обращайтесь официально в отделение ухода за беспомощными.

Да пошли вы все со своими правилами. Попрошу Граме, чтобы он вечером взял поднос с моим ужином и занес его наверх. Граме еще неплохо держится на ногах. Пусть они вопят сколько угодно, что и это «не положено», Граме на них плевать.

Вы тут с вашими правилами можете оставить человека подыхать с голоду. К счастью, теперь у меня есть друзья.

Да, это подагра. Врач прописал мне таблетки, которые я не хочу глотать, а когда они закончатся, желательно отказаться от красного вина и есть поменьше земляники. Без земляники я вполне обойдусь, тем более в октябре, но сезон красного вина только что открылся, так что придется вернуться к летнему белому. Если я таким образом избавлюсь от подагры, ущерб будет невелик.

С великим трудом и мучениями я добираюсь до туалета. Такое прекрасное занятие, как шарканье по дому, исключается. Остаются: чтение, писанина, телевизор и ожидание гостей. Можно еще немного порыться в папке с вырезками. К примеру, в одной старой газете было помещено сообщение: «Американская следственная группа установила, что 6,6 миллиарда наличных денег в новеньких долларах, отправленных в 2003 году в Багдад двумя самолетами для оплаты тамошнего правительства, вероятнее всего были украдены. Американцы передали деньги иракцам, а те их слямзили».

Слямзили? Шесть миллиардов долларов? Да ведь это несколько грузовиков, набитых деньгами. Исчезли. Пропали без вести. Растворились. Я понимаю, почему сохранил эту вырезку. Уж слишком неправдоподобно звучит. Где-то в Багдаде дядюшка Скрудж Мак-Дак в своем бункере ныряет в свой плавательный бассейн, битком набитый долларами.

Чтобы утешить Гритье, я рассказал ей, что в Европе старческим слабоумием страдают шесть миллионов человек.

— Вы с Эвертом думаете, что для Гритье разделенное горе — это полгоря, — сказала она с улыбкой. — Не берите в голову.

Честное слово, я покраснел.

Можно себе представить, что в одной только Европе сто двадцать благотворительных приютов «Арена» заполнены маразматиками, но эта мысль не вдохновляет.

Гритье рассказала, что в продвинутой стадии деменции можно пройти мимо зеркала и не узнать своего отражения. Она надеется, что в этом случае она подумает: «Ох, какая красивая женщина!» Потом мы обсудили известных нам соседей, страдающих слабоумием, и пришли к выводу, что примерно половина из них испытывает довольно глубокие страдания.

— Зато другая половина не так уж несчастна. Они чувствуют себя не намного хуже, чем большинство остальных жильцов. Итог оптимистический, — заметила Гритье. И, словно отвечая на вопрос, который я боялся ей задать, прибавила, что ни единый волос на ее седой голове не допускает и мысли о самоубийстве.

Подагра немного отпустила. Таблетки делают свое дело, я уже могу ступать на ногу и даже немного ходить.

В нашей субтропической говорильне несколько раз в день заходит речь о том, что раньше все было лучше. Вчера госпожа де Фрис с тоской в голосе обронила, что прежде всегда хватало времени выпить кофе и поболтать. На что Эверт заметил, что если речь идет о ней самой, то, в сущности, ничего не изменилось.

— Как это?

— Я вынужден годами каждый день выслушивать твою болтовню, перемежаемую короткими паузами на глоток кофе.

В ответ прозвучало негодующее:

— Ах так…

И впервые за долгие годы тишина продлилась пять минут. Через пять минут она высокомерно потребовала, чтобы Эверт впредь обращался к ней на «вы». Большинство людей здесь обращаются друг к другу на «вы». Вероятно, пережиток того времени, когда все было лучше и люди еще уважали друг друга. Один Эверт, невзирая на лица, тыкает всем подряд.

Я снова довольно уверенно хожу и сегодня вечером могу спокойно выпить винца. Оказывается, я привержен к выпивке больше, чем полагал. Пока спокойно пьешь, ты этого не замечаешь, но когда вынужденное воздержание затягивается на несколько дней, так и тянет выпить больше, чем полезно для хорошего настроения.