Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

— Всякое место можно получить, — изрек Морщицын, — если действовать научно. Жизнь, — многозначительно продолжал тесть, — она вроде шкатулки с секретным механизмом. Главное — это знать, какая пружина на что действует, а там уже все — сущий пустяк: нажимай кнопку — и полный порядок. Короче говоря, место это я тебе сделаю…

— Как же вы это устроите?

— По своему способу, — подмигивая, ответил старик. — А способ, можешь не сомневаться, проверенный. Безотказный. Благодаря этому способу в тысяча девятьсот пятнадцатом году я получил должность контролера кассы в отделении Русско-азиатского банка… Пятнадцать человек на это тепленькое местечко рассчитывали, — вспоминал Морщицын, — и у каждого претендента самые влиятельные протекции были, а у меня — никаких протекций. И тем не менее место получил я…

Карзинов безнадежно махнул рукой:

— Так то когда было? При царизме! Тогда и жизнь другая процветала, и люди были другие…

— А это ничего не значит. Если хочешь знать мое мнение, то любая старая пружина и посейчас действует безотказно. Надо только выведать, какую кнопку нажимать.

Каждый раз, вспоминая эпизоды из прошлой жизни, Морщицын оживлялся, в обесцвеченных, неподвижных зрачках появлялись плутовские задорные огоньки, и он сразу как-то молодел.

— Главным директором банка в ту пору, — начал свою повесть Морщицын, — был двоюродный брат министра Сухомлинова, очень знаменитый человек. От него одного все в банке зависело. Кого захочет, того и на работу возьмет. Вот я к нему с прошением и обратился. А кроме моего еще штук двадцать таких же челобитных. И к каждой еще несколько неофициальных рекомендательных писем приложено. И не от кого-нибудь, а от разных действительных и тайных советников. Понимэ? Только у меня одного никаких протекций! Вот я и решил действовать применительно к условиям.

Порасспросил кого мог об этом директоре банка — и от всех слышу одно и то же мол, живет он с супругой в собственном особняке, в ресторанных кутежах и прочих гусарствах не участвует, славится своей религиозностью, на всех праздничных молебствиях обязательно присутствует и репутация у него самая что ни на есть замечательная. Но я-то хорошо знал, что людей без тайных пороков не бывает. Свел я знакомство с одним человечком. Он у этого банковского воротилы в кучерах много лет служил. Ну, выпили мы с бывшим кучером не раз и не два, а потом выдал я ему наличными синенькую, то есть пятерку, и рассказал он мне про своего барина такое, что и в голову никому прийти не могло. Оказывается, этот образцовый глава семьи — на самом-то деле распутник, каких свет не видал. Юбочник самого низкого разряда. Мне этот кучер назвал даже адреса его любовниц.

В тот же день сварганил я письмецо, попросил одного приятеля — широкой души был человек — переписать и послал через швейцара директору банка в собственные руки.

— О чем же, ты думаешь, я его предупреждал? — спросил вдруг Морщицын уставившегося на него зятя. — А предупреждал я его о том, что среди желающих получить место во вверенном ему банке есть некий мещанин Морщицын, человек редчайшей хитрости и самая безнравственнейшая личность на свете… А засим следовал длинный и подробный список проступков, совершенных этим «милейшим» господином Морщицыным. Тут я не пожалел самых ярких красок и рассказал о том, как, пребывая на разных должностях в частных конторах, Морщицын растлевал своих хозяев и начальников, сталкивая их на тайную стезю разврата, сводя их, при условии строжайшего секрета, со своими многочисленными возлюбленными, коих у Морщицына целый легион по причинам его исключительного умения без труда завлекать девиц и дам, превращая их в бессловесных рабынь…

В конце письма я предупреждал банкира, что Морщицын обладает умением вести себя так, что все люди принимают его за порядочного человека. Такое обманчивое суждение вызывается еще и тем, что безнравственный Морщицын, к сожалению, постиг в совершенстве финансовое дело. Так что никто и никогда не подумает о его подлинном лице растлителя и развратника. Умоляя сохранить содержание этого письма в строжайшей тайне от Морщицына, — из опасения не стать самому жертвой его мести — я в заключение еще раз воздал дань высоким достоинствам адресата и поставил в конце письма подпись. «Ваш доброжелатель».

Здорово! Ой как здорово! — прошептал Карзинов, начиная понимать всю простоту и в то же время глубокую психологическую сложность примененного тестем маневра. — Так вы же гений! — восхищенно крикнул Карзинов. — Да, да, гений! Величайший психолог!