Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

— Прежде всего, — говорил старик, — начинать следует с главного, а главное в данной ситуации — это подыскать хорошего мужа. Устроишь свою семейную жизнь, тогда, смотря по обстоятельствам, и работу начнешь подбирать. Пока у тебя кое-что на книжке из церковной зарплаты осталось…

— Может быть, на швейную фабрику поступить? — робко спрашивала Агриппина. — Там требуются…

— Теперь везде требуются! Весь город объявлениями обклеен, — сердился Морщицын. — Ну, допустим, поступишь ты на фабрику, а толк какой? Специальности у тебя нет — значит, в ученицы зачислят или разнорабочие. На этой зарплате особенно не разойдешься; не забывай, все-таки я человек старый, пенсию получаю далеко не персональную, — по закону ты меня на свое иждивение должна взять, а уж на помощь мою рассчитывать нечего. К тому же, поскольку ты в невестах, то и вид должна иметь наиболее мобилизующий. А когда женщина на работе, тут уж не до внешности…

— Так ведь работают же все и жизнь свою устраивают…

— Смотря кто! У кого есть специальность или природные данные, те, понятно, и на работе цветут. А к тебе это не относится! Нет у тебя настоящих талантов, голос разве, да и то не очень сильный… Теперь в любой самодеятельности не хуже за бесплатно поют. Деньги на твоем голосе не сделаешь. Так мне и регент сказал.

После таких разговоров Агриппина подолгу простаивала у зеркала, тяжело вздыхала, а по утрам, готовя Морщицыну завтрак (старик любил начинать свой день с густого супа и жареных котлет), крутила одной рукой мясорубку, а в другой держала очередной сыщицкий роман.

Антон Федотович Карзинов был человеком уже не молодым, но и не старым: ему стукнуло сорок восемь лет. Это тот самый возраст, который врачи называют «предынфарктным», физкультметодисты — «пожилым», а авторы некрологов — «цветущим».

Однако выглядел Карзинов куда старше своих лет. Преждевременную изношенность, как это ни покажется странным, особенно подчеркивали некоторые сохранившиеся признаки молодости: черные густые волосы, пухлые, как у балованного ребенка, губы и уже совершенно недопустимый в его годы густой, высококачественный румянец, отнюдь не склеротического происхождения.

Все это находилось в непримиримом противоречии с глубокими морщинами, исполосовавшими не только лоб и лицо, но и шею и уши. Пожелтевшая и сильно потертая от частого бритья кожа сморщилась и отвисла. Эту и без того мало веселящую душу картину дополняли обесцвеченные глаза, холодные и такие колючие, что от одного их взгляда даже самый заядлый оптимист и жизнелюбец начинал подумывать о страховании жизни.

Что касается всего того, что принято называть «самопознанием», то Антон Федотович называл себя не иначе, как неудачником-профессионалом.

Все разговоры у Карзинова всегда сводились к одному и тому же выводу:

— Главное в жизни человека — счастливый случай, иными словами — везение. Повезет тебе, и тогда все в порядке. А если не везет, как, например, мне, значит, полная труба. Так и околеешь неудачником.

Людей, которые окружали его и находили свое счастье в работе, жадно учились, никогда не знали покоя, превыше всего ценили преданность и дружбу, — людей этих Карзинов презрительно называл счастливчиками.

Когда однажды Карзинову рассказали о кондукторе, вернувшем рассеянному кассиру оставленный в автобусе портфель с крупной суммой денег, Антон Федотович долго хихикал, подмигивал и, прикрыв рот ладонью, доверительно шепнул рассказчику:

— Липа! Для пропаганды пишут… С целью воспитания. Не верьте, дорогой. И кондуктор такой еще на свет не родился, чтобы портфели с крупными деньгами отдавать. Пустой портфель или с бумагами — это бывает… А вот чтобы с деньгами…

В том случае, когда не было оснований усомниться в благородном поступке, Карзинов иронически пожимал плечами и в порядке контрудара громко, чуть ли не в сотый раз, пересказывал какую-нибудь историю, в которой фигурировал некий тайный трижды миллионер, наживший состояние в овощном ларьке.

— Есть еще у нас делаши! Есть! — гнусаво кричал Карзинов, и в крике этом были не злость, не презрение, а восторг и самая что ни на есть настоящая зависть. Да Антон Федотович и не скрывал своей зависти, не стыдился ее, а, наоборот, старался найти «вескую мотивировку» для всяких комбинаторов, оправдать любого махинатора, если только это не грозило его личной собственности.

Спиртного Карзинов не употреблял, и не только по причине ограниченности достатка; на это, как известно, средства всегда найдутся. Причина была в другом. Антон Федотович великолепно понимал, как низко пали акции алкоголиков.