— Маргоша, привет! Это Семен.
— Ой, Любочка, милая, здравствуй! — пропела Маргоша, Маргарита Николаевна, товарищ Озерская, артистка Одесского театра оперетты. — Здравствуй, Любаня! Ты где же это пропадаешь?!
— Все ясно! — сказал Таратута. — Господин супруг и повелитель дома. Жаль. А я уезжаю и думал, что мы с тобою где-нибудь встретимся и пообедаем вместе!
— Не могу, Любочка, никак не могу. Сережа прихварывает, а у меня еще спектакль сегодня, и я...
— Ладно, ладно! — сказал Таратута. — Ну, что ж, могу оказать тебе на прощанье небольшую дружескую услугу. В пять часов вечера, в Универмаге, на Пушкинской, в отдел кожгалантереи, поступят в продажу польские чемоданы и сумки! Прощай, Маргоша!..
Маргоша охнула, а Таратута повесил трубку, выбрался из будки телефона-автомата, повздыхал, покрутил головой и побрел по улице Карла Маркса по направлению к Дерибасовской.
"Я сижу в своей подворотне, на улице Карла Маркса", — припомнились ему слова Вали-часовщика и тут же, словно по заказу, он увидел и эту самую подворотню, и вывеску "Часовая мастерская, ремонт и починка". Но на дверях мастерской висел огромных размеров, похожий на гирю замок, к которому шнурком от ботинок была привязана записка "Ушел на базу".
Снизу зеленой тушью для ресниц кто-то уже успел приписать: "Ну, и х... с тобой"!
"Так я, стало быть, и не узнаю, какая разница между починкою и ремонтом", — подумал, усмехаясь Таратута, и поглядел на часы.
Было четырнадцать часов пятнадцать минут. До отъезда еще оставалось восемь часов.
Ровно через восемь часов он будет стоять у окна вагона, и услышит негромкий свисток, и увидит, как внезапно откачнется назад перрон...
...Он стоял в вагоне, у окна. Раздался негромкий свисток, и Таратута увидел, как откачнулся и поплыл назад перрон, и столб с электрическими часами, и уныло сгорбившийся носильщик с тележкой, а Валя-часовщик и Толик с Валериком пошли рядом с вагоном, все убыстряя и убыстряя шаги, и что-то кричали ему, размахивая руками и улыбаясь.
...Когда Таратута приехал на вокзал, они уже ждали его на платформе, у пятого вагона. Впереди, в излюбленной наполеоновской позе, скрестив на груди руки, стоял Валя-часовщик, а сзади, нагруженные какими-то свертками, переминались с ноги на ногу Валерик и Толик.
— А мы уже начали волноваться! — сказал Валя-часовщик. — Я хотел подвезти вас к поезду! Звоню в гостиницу, мне говорят — он уехал! Мы мчимся сюда — вас нет... Где вы пропали, Семен Янович?
— Искал такси, — сказал Таратута и с удивлением поглядел на Валю-часовщика. — А как вы вообще узнали, что я уезжаю?
— Семен Янович, дорогой...
Валя-часовщик криво улыбнулся, и лицо его на какую-то долю секунды, как вчера — на банкете в ресторане "Волна" — стало серьезным и даже немножко печальным.
— Если бы я не знал обо всем, что случается в этом городе, — за час до того, как это случается,— я бы уже давно не гулял на воле и не имел бы счастья с вами познакомиться!..
Он тряхнул головой и, переменив тон, деловито спросил:
— Это все ваши вещи?
— Да.
— Хорошо. Тогда так...
Он обернулся и поманил пальцем Валерика с Толиком. — Мальчики отнесут вещи в вагон, все положат, все устроят, а мы с вами немножко прогуляемся... О'кей, мальчики?
— О'кей! — в один голос ответили Валерик и Толик.
Они поклонились Таратуте, взяли у него из рук чемодан, вещевой мешок и авоську, но почему-то не полезли в вагон, а направились легкой трусцой куда-то в конец состава.
— Эй, куда они?! — дернулся Таратута. — Вот же пятый вагон...
— Семен Янович, не волнуйтесь! — сказал Валя-часовщик. — Вы едете в мягком. Я прямо удивляюсь на этих деятелей из ОВИРа! Такого человека они сажают в жесткий вагон, крохоборы! Но все в порядке — мы уже договорились с проводником!
— Да?
Таратута озабоченно сдвинул брови:
— А сколько нужно доплатить?
— Ничего не нужно доплачивать! — весело сказал Валя- часовщик, и на щеке его заиграла детская ямочка. — Проводник — свой человек. Вы будете с ним ехать, как с родной тетей! Идемте!
Он взял Таратуту под руку, они пошли следом за Валериком и Толиком в конец состава, к мягкому вагону, мимо почти странно пустого поезда, мимо немногочисленных провожающих и уезжающих, стоящих на ступеньках и на площадках вагонов.
Стрелка часов на круглых электрических часах перепрыгнула с десятой минуты на одиннадцатую.
— Семен Янович, хочу вас просить — сделать мне небольшое одолжение! — сказал, понизив голос, Валя-часовщик.
Читать дальше