Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник]

А Голенищев-Сидоров недоохватил.

Как же так — спасла?

В нарушение распоряжения?!..

А потом додумал, схватил главное и обратно не понял. А к без четверти двенадцать понял.

И опять, словно кость кинул:

— Что лучше — Москва или Ленинград?

Сотрудники сцепились, а замзавотделом молчал.

Пока.

— Это не дискуссия, — ответил после обеда Голенищев В. Ф. и, взвесив все за и против, стал аргументированно загибать пальцы:

— Ленинград — не роскошь. Всадник-то всего-навсего медный. И ночей-то нет порядочных. Какие-то белые.

У Голенищева-Сидорова опять не уложилось. Но он подумал и допонял.

И от голенищевской правды что-то надломилось у него (внутри).

Словно бы там (внутри) починили пробки и вспыхнул свет.

— Спасибо, друг. Помог разобраться, — хотел он сказать Голенищеву В. Ф. не как начальнику, а как человеку, но того и след простыл: трудодень окончился… Дорогие москвичи и гости столицы!

Уже поздно, но вы продолжаете читать этот рассказ. Приглушите звучание своих приемников, радиол, магнитофонов.

У Голенищева-Сидорова завтра трудовой день…

Вообще-то я хожу.

Но в Семипалатинск летаю.

Если командировка.

А сейчас…

Я завязываю свежий галстук перед зеркалом и распыляю туманом одеколон на себя.

— Куда это ты насундучиваешься? — творит новое слово жена. — Делать тебе нечего. Не забудь молоток.

Нарядный и внутренне красивый, я отправляюсь на Праздник. Как и в Семипалатинск, путь к нему — через кассы Аэрофлота. Сердце стучит о молоток в нагрудном кармане и…

Все, как было! Праздника нет.

На линкрустовой стене одиноко, словно школьная карта Европы, прицепилось шнурком за ВЫСОКИЙ гвоздь расписание. Где-то там, наверху (на широте Шпицбергена), моя недосягаемая строчка о рейсах на Семипалатинск. Если сдвинуть пальму с кадушкой, переместить к расписанию неустойчивое кресло и встать на подлокотник, то можно… растянуться на пластиковом иолу и получить трещину в берцовой кости, как это и было со мной ровно пять лет тому назад. И, может быть, поэтому, я здесь старый знакомец, свой человек.

— Хелоу, Марь Васильна! — обращаюсь я к правой кассирше. — Как ваша бабушка? Все так же плохо слышит по телефону?

— Теперь лучше. Она уже держит трубку головой, а не вверх ногами.

— Это здорово, когда в семье толковая бабушка, — говорю я и оборачиваюсь на голос Клав Михалны, левой кассирши.

— Как ваша нога? — спрашивает она контральто (-том? -той?)

— Которая с трещиной? Полное заживление. Могу — восхождение на Джумалунгму. Могу выстоять билет в Сочи. В месяцы пик.

— А еще жалобу писали. Вот люди!

— Зачем же жалобу, Клав Михална. Предложение. Чтоб… эта… Гвоздик, значит, пониже. Чтоб расписание читалось. Предложение принято к реализации вашим министерством. Вот справка. И молоток.

Клавдия Михайловна берет не молоток, а справку. Вот она!

«ГЛАВНОЕ АГЕНТСТВО ВОЗДУШНЫХ СООБЩЕНИЙ 220976 №К-100

Уважаемый Имярек!

Ваше предложение о смещении гвоздя для навески авиарасписания направлено в рекламное отделение Министерства.

Начальник 4-го отделения Имярек».

— Все правильно. Гвоздь не наш. Рекламного ведомства.

— Клавдия Михайловна! Трубку надо держать головой!

Я теряю управление оснасткой и нервный молоток, как карась на берегу, пляшет у ее стеклянного окошка.

— Уберите молоток! I Причем здесь трубку?! Слушайте, не было ли у вас тогда и сотрясение мозга? — спрашивает она, как человек, и продолжает, как старшая кассирша: — Для повышения читаемости расписания нами приняты меры. За счет малой механизации — кроватных колесиков — увеличена подвижность кадки с пальмой. Досрочно отремонтировано кресло. По сравнению с тем же периодом прошлого года падения граждан сократились на…

— Клавдия Михайловна. Ваша мама… она хотела видеть вас… Мама хотела, чтоб вас любили пассажиры. Давайте. Перебьем гвоздик.

Я сказал это застенчиво и протянул ей неукрощенный молоток.

— Марь Васильна! Да что ж вы смотрите?! Да отберите же у него молоток!

Как неопытному утопающему, Марья Васильевна откинула мне голову кверху за волосы и стала разжимать пальцы. Они не разжимались.

— Погодите, остыну, — хрипло, но спокойно, сказал я.

Умная Марья Васильевна выждала, высвободила молоток и…

Повизгивают колесики под кадкой.

Марья Васильевна перемещает кресло под расписание.