Array Коллектив авторов: Морские досуги №5

Непруха бля……Не влезу.

А ветер все усиливается. Команда чувствует приближение жопы и тупо дуется в «Тыщу» в столовке. Моя смена-электромеханик Дима, тоже здесь. Ждет, когда сможет кого-нибудь сменить в игре. «Как-то не спится, Саня»-отвечает он мне, сделав выразительные глаза. Периодически с моста, он тоже не спит, спускается Мастер. Он переключает ТВ с канала на канал и смотрит новости. Видно, что он нервничает и с каждым часом все больше. В машину мы заглядываем все чаще. Уже вне очередности туда периодически бегают два моториста, Дима и я. Быстро оглядев механизмы, пулей вылетаем наверх. Все в курсе, что, если перевернемся, спасения в машинном отделении нет. Уйдешь вместе с судном. Судно теряет ход, 1000 сильная машина уже начинает переставать справляться с усиливающим встречным ветром.

По коридору взад-вперед мечется новый молодой второй помощник по кличке «Лабус» (он работал в Прибалтике). У него паника, в руках гидрокостюм и он то выскочит из каюты и подбежит к иллюминатору кормовой двери, то метнется назад в каюту. Бегает молча, но вид то вылетающей из волн, то полностью уходящей в воду нашей кормы, добивает его и начинается истерика. «Что вы сидите, ждете, когда утонем? Вы идиоты?»-блажит он. Электромеханик Дима глубоко вздыхает, спокойно кладет карты на стол и спрашивает: «А что делать то?». «Плотики, сбрасывать, с судна уходить!»-истерит Лабус. Моторист Сергей и боцман Саныч пытаются его успокоить: «Да, брось! Сейчас все успокоится, не ссы». Лабус вскипает и, бросив гидрокостюм в каюту, рвет на мостик. «Сейчас ему Мастер там покажет, и плотики и в воду прыгать»-заключает боцман. Все нервно смеются. По одному ходим в каюту и выкладываем поближе теплые вещи и ценное, чтобы схватить и надеть при необходимости.

Судно уже еле удерживается машиной против ветра. Наш ход падает до 2х узлов. Народ становится задумчив и мрачен. Лабус получил бздей на мосту за панику и сидит в каюте. Двери в каюту у всех открыты и стоят на штормовках, чтобы не захлопнулись. Боцман, молча и, стараясь сделать это спокойно, забивает ногой коврик под дверь в столовую и клинит ее намертво. Для надежности. Все понимают, что развязка приближается неумолимо. По ТВ иноземцы передают последний прогноз, усиление ветра до 28 м/сек.

Все… приплыли бля… Народ переглядывается. Стоящий у ТВ Мастер мрачно оглядывает всех. Все понятно без слов, но как-то не хочется. И на дворе уже темно и облака низко. Хрен с вертолета увидят. Ждем-с, как говорится.

Если бы случилось неизбежное, не писал бы я этих строк. «Если бы, да кабы…». Ошиблись синоптики. Стихать начал ветер. «Ну, говорил же я, что ветер стихнет!» — победно изрек Мастер. Команда тяжело вздохнула. Мы в очередной раз посмотрели в пустые глазницы той, кого называют "курносой". А в Роттердаме все тупо и мрачно нажрались. Лабус неделю не смотрел команде в глаза.

Когда возвращались назад, волны еще не растрепали веночки на волнах. Их сбрасывают в море в том месте, где пропал в шторм маленький рыбачек. Я видел два. Значит, рыбачков было двое…

Мой друг-электрик Сергей, жил в каюте соседней с радистом (радистярой). На судах, (пока их не оснастили спутниковой связью), была радио-служба. Состояла из начальника рации и радиста. Сутки вахты они делили пополам. Но есть в радиоэфире «три минуты молчания», когда все в море замолкают, чтобы услышать в эфире даже самую слабую мольбу о спасении- SOS, с тонущего судна. Судно движется, пересекая часовые пояса, а время подачи сигнала остается прежним, по Гринвичу и радио-служба несет свою службу в эфире. Время у них сдвигается, отдыхают они тоже по Гринвичу. Поэтому в длительных рейсах сдвигаются не только часовые пояса, но и время в мозгах радиослужбы. Начинают в головах у них путаться день с ночью и наоборот. Сергею, на стоянке, один из гостей оставил дудочку в подарок. Незатейливую деревянную детскую дудочку-трубку с дырочками. Чтобы тот не скучал в рейсе. Моряки, они же, как дети, только писи большие, а ум тот же. Сергей талантлив во всех отношениях. Полиглот, языки ему даются легко, хваток и рукаст. В свободное время собирал великолепные модели парусников в бутылках. Часть их было подарено друзьям, а часть уходила «на Ура» в антиквариате на Невском проспекте по 300 бачков за штуку. Наш третий друг, хозяйственный старший моторист Игорь, хотел даже поставить дело на поток и заняться реализацией изделий. Со своей стороны, обещал поставку пустых бутылок любых форм и количества, причем совершенно бескорыстно, в качестве вклада. Но, Сергей отказал другу. Для творческого процесса нужно время и соответствующее настроение. Халтура здесь совершенно не допустима. Да и зрение садится, изделия у него были штучными, многое он браковал и уже, почти законченное изделие (по моему мнению), шло «рядом с бортом», в открытый иллюминатор. Обладал Сергей и музыкальным слухом. Уже через час, на взятом в рейс для самообучения аккордеоне электромеханика, по моей просьбе, начал играть без нот «Амурские волны». Сидя как-то вечером в каюте, начал дудеть и на дудочке. Подбирать мелодию какую-то. Ну, подудел, подудел и в стол убрал. Через несколько минут зашел заспанный и всклокоченный радистяра-сосед. Присел и молча закурил. «Серега, чего-то совсем голова идет» — пожаловался он, после недолгого молчания. На удивленный встречный вопрос ответил, что начал он музыку слышать. Глюки у него пошли. Проверил радиоточку в каюте-выключена, поднялся в радиорубку — общесудовая трансляция тоже выключена. Совсем, видно, голова от смены часовых поясов едет. Перекурили они, и радист ушел к себе. Серега-парень с юмором, делать нечего на переходе вечером, вот он и повадился радиста изводить. Мелодия, которую он освоил почти в совершенстве, была «Гимн Советского Союза». Вот и наигрывал он ее в течение пары недель перехода. Судовой врач и наш собутыльник Леша, тоже был в курсе розыгрыша. Когда радист обратился к нему с жалобами на «музыку в голове», Леша прочел ему целую лекцию о психических отклонениях у моряков, связанных с воздержанием. Успокоил, что с приходом на берег при возобновлении половой жизни, все пройдет само собой. За время перехода можно было наблюдать слоняющегося по судну радиста, разговаривающего самого с собою. «Здесь не слышу, а там слышу»-бормотал он.