Array Коллектив авторов - Морские досуги №4

Жена Николая Ивановича не скрывала радости:

— Ой, Коль, ты посмотри какая кухня просторная! И газовая духовка — просто чудо! Приглашай, приглашай ребят к столу, у меня и горячее уже готово!

Стол, накрытый листом белой бумаги, изобиловал. Воти показалось, что хозяйка выставила всё, что оставалось из запасов прошлого лета. Тут были и банки с маринованным перцем, и икра "огородная" двух сортов, и компоты, и ассорти из овощей, и даже редкие для крымского стола соленые подосиновики.

— А вот и горячее, — хозяйка осторожно поставила на стол, источающий вкусный запах противень, — и картошечка и мясо!

Николай Иванович раскрыл свой знаменитый кожаный портфель и извлек бутылку коньяка.

— Коль, а может, домашним вином обойдемся?

— Этот уксус ты будешь с подругами пить, — буркнул Николай Иванович, — а раз квартира настоящая, то обмывать её по-настоящему надо. Правильно я говорю? — и он посмотрел на присмиревших помощников.

— Так тебе ж — нельзя!? Врачи что сказали?

— На то они и врачи, чтобы рекомендовать, я ж не совсем размагничиваться собираюсь, а так — чисто символически, — он скрутил с горлышка пробку, — на-ка, вот, подаришь сыну бескозырку!

— Сын второй год в фуражке ходит, — заметила жена, — а внуку не хотелось бы, — с женской настороженностью добавила она, разливая компот в чашки.

— Что так? — удивился Николай Иванович, красиво плеснув коньяк в стаканы.

— Да так…

К концу застолья коньяк был выпит по-братски — на четверых, но обилие закусок задавило пятилетнюю выдержку, да так, что и духу не осталось.

На Севастополь упала ночь. Её бархат недвижимо замирал от теплых волн воздуха кативших откуда-то со степных окраин, и только свирели цикад безумолчно звенели под черным куполом вселенной.

— Я вас провожу до троллейбусной остановки, — сказал Николай Иванович, накидывая на плечи спортивную куртку, — район у нас новый, освещен плохо, а понастроили много, можно заблудиться.

Когда в кромешной темноте была преодолена "полоса препятствий", которую обозвали грунтовой дорогой, впереди за поворотом, показались огоньки автотрассы.

— Ну вот, ребята, и дошли! Остановка троллейбуса вон у того столба. Патрулей здесь нет, но если и нарветесь — объясните по какому случаю, вы уволены, я думаю, поймут. Огромное спасибо — за помощь, без вас мы бы с женой всю ночь шмотье это затаскивали. Спасибо! И постарайтесь без замечаний, я обещал Начальнику училища… ещё раз — спасибо!

Курсанты пожали протянутую сухонькую руку преподавателя и смущенные его благодарностью отправились к остановке.

Полночный троллейбус, как сонная гусеница, прошуршал по кольцу конечного маршрута и остановился в метрах десяти от остановки. Было видно, как водитель, распахнув все двери и выпустив одного единственного пассажира, вышел сам и, крикнув курсантам; — Хлопцы, поедем через минут десять! — скрылся за штабелем бетонных панелей.

— Опоньки! — Миха толкнул Вотю, рассматривающего черное небо, — Этого нам и недоставало!

Вотя обернулся и увидел щуплого лейтенанта с красной повязкой "Начальник патруля" направляющегося в их сторону. Курсанты поправили бескозырки и замерли в ожидании.

— Прошу предъявить документы! — не давая представиться, с ходу потребовал лейтенант. На его лице читалась радость человека нашедшего пятиалтынный на опохмелку.

Курсанты достали военные билеты и увольнительные записки.

— Почему в городе? — строго спросил начальник патруля, — Увольнения — запрещены…

— Уволены по особому распоряжению, — сказал Миха, — в увольнительной всё записано.

Лейтенант сделал серьезное лицо, пробежал глазами по увольнительной и, чмокнув губами, произнес:

— А это в Комендатуре разберутся, что это за "особое распоряжение". Вы — задержаны! Стоять и ждать!

Он, как-то уж начальственно прошествовал к телефонной будке, положил документы на столик и стал набирать номер.

— Дежурный! Дежурный, мною, начальником патруля лейтенантом Бусько, на конечной остановке 18 троллейбуса задержаны курсанты СВВМИУ…сейчас я их доставлю…

Решение, к не ожидавшим такого поворота курсантам, пришло мгновенно. Когда троллейбус мягко подкатил к остановке, телефонная будка лежала аккуратно плашмя — дверью на асфальт, пряча в своем чреве бьющегося о стеклянные стенки лейтенанта. Он, чиркал красными просветами на погонах безрадостные кривые, всё ещё сжимал в руках телефонную трубку, и что-то неистово кричал.