Array Коллектив авторов - Морские досуги №3

Мои мысли подтверждает незабвенный Николай Затеев, командир легендарной «Хиросимы», подводной атомной лодки «К-19», мемориал которой установлен на Кузминском кладбище в Москве. Мысли Затеева обнародовал писатель-маринист Николай Черкашин:

— Когда истёк срок всех надежд — встретить хоть какой-то корабль, — рассказывал в задушевной беседе Затеев, — я спустился в свою каюту, достал пистолет…. Как просто решить все проблемы, пулю в висок — и ничего нет…. И тут я взмолился: Господи, помоги! Это я-то, командир атомохода с партбилетом в кармане! И что же?! Четверти часа не прошло, как сигнальщик докладывает с мостика: Вижу цель! Бегом наверх! Без бинокля вижу — характерный чёрный столбик в волнах. Рубка подводной лодки. Наша! Идёт прямо к нам. Услышали наш маломощный аварийный передатчик». (Разговор идёт об аварии атомного реактора на «К-19» 4 июля 1961 года. Это подошла пл «С-270», которой командовал капитан 3 ранга Жан Свербилов.)

Моряки народ суеверный, но не на столько, чтобы верить во всякие чудеса. Но после многих случаев и совпадений — помолился в душе и нате, сбывается желание, попросил у Бога помощи — она пришла, я уверовал в то, что Бог есть! Это трудно доказать, но ВЕРА — это, наверное, и есть БОГ! Житейские истории.

Идёт очередной призыв в Вооружённые силы России.

Последнее время из него сделали пугало для молодых людей.

Но все ли его воспринимают однозначно?

Есть и положительные результаты,

но об этом как-то пытаются умалчивать .

За нашей неустроенной повседневной жизнью, а, наверное, больше из-за неверия в то, что в жизни есть место чему-то другому кроме политики и цен, мы забыли о том, что в нашем бытие есть романтика и увлечённость чем-то, например своей профессией.

Меня часто спрашивают, как это я, родом из чисто сухопутной Воронежской губернии, потянулся к морю, тем более в подводники. Причины были разные, но одна из главных, пожалуй, романтика. Знаете, как в одной из песен — «…зовёт меня романтика в далёкую Атлантику, где не был я…». Да, романтика — это как любовь, истоки которой не разгаданы до сих пор. Романтику трудно постичь умом. В этом я убедился ещё раз, недавно посетив военкомат в городе Железнодорожном по своим пенсионным делам.

Пока я ожидал, обратил внимание на двух симпатичных девушек и женщину, о кого-то ждавших. Появился мужчина, с парнем призывного возраста, и им навстречу поднялись девушки с возгласом — «Ну куда?». «На флот!» — с сияющими глазами сказал парень, а мужчина добавил: «Если пройдёт комиссию». У меня что-то тёплое поднялось в груди, и я не удержавшись бросил реплику — «Давай на Северный!». «Непременно!» — не обидевшись, ответил парень.

Когда я вышел из кабинета, где оформил свои дела, этих людей уже не было. Я мысленно пожелал Парню удачи и хороших командиров, чтобы не погасили его романтический порыв…, и вспомнил своих матросов. Из таких романтиков получались отличные специалисты, многие из которых связывали свою судьбу с морем, а если нет, то всё равно из них вышли отличные люди.

В 60-е годы, уже прошлого столетия, на флот приходили в основном деревенские парни, в подводных силах разбавленные московскими и ленинградскими ребятами. Флот, тем более, подводный, уже тогда требовал технически подготовленных кадров. В этом отношении деревенские были слабее городских, но у них было другое сильное качество, которое выгодно отличало их от городских — трудолюбие и упорство. Многие из них через полгода — год во многом превосходили своих городских сослуживцев как по специальности, так и в общем плане развития личности. Но всех их объединяло, не боюсь ошибиться, чувство романтики на начальном этапе службы, а потом…и любовь к морской профессии. Тогда на флоте служили четыре года и многие, отслужив эти годы, оставались на сверхсрочную службу и связывали свою судьбу с морем.

Вспоминаю одного из молодых матросов моего отсека, я сам тогда был ещё лейтенантом, командиром отсека подводной лодки. Матросу очень трудно давались первые дни и месяцы подводной службы. Он очень болезненно переносил качку, а дизельная лодка на поверхности — что бочка на волнах. Особенно его нервировали дифференты при погружениях. Но на все предложения списаться с подводной лодки он отвечал твёрдым отказом. Служил он отменно, претензий к нему не было, но больно было смотреть на его страдания.

Над ним иногда беззлобно подшучивали товарищи, тогда в 60-е годы такого позорного явления, как «годковщина» не было, появилось оно позднее в 80-е годы, задавая вопрос — «Осип, какая была волна?». Я поинтересовался у него — «Почему тебя донимают таким вопросом?». Он открылся и поведал следующее: «Знаете, товарищ лейтенант, у меня родители живут в деревне. Никогда не видели моря, и просили написать — какое оно есть. Но что за море без волн. Написать им, что волны высотой 5–6 метров как-то не впечатляет. Вот я и написал, что волны бывают выше сельсовета — это самое высокое строение в деревне. Перед тем как отправить письмо, прочёл его своему другу, а он рассказал всем матросам. Вот они теперь и подшучивают. Но я на них не обижаюсь. Я трудно переношу качку, но преодолею морскую болезнь».