Михаил Айзенштадт-Железнов - Другая жизнь и берег дальний

Узнал мой приятель об этих двух бутылках за день до нашего прибытия в Нью-Йорк. Он пришел в неописуемый ужас.

— Вас арестуют, — сказал он мне. — Непременно арестуют. В Америку нельзя ввозить водку. Это контрабанда. Ввоз контрабанды — очень тяжелое преступление и карается пожизненной тюрьмой. Может быть, даже смертной казнью.

Я испугался.

— Что же делать? — спросил я.

— Не знаю, — ответил человек, который все знает.

— Может быть, выбросить бутылки за борт? — сказал я. — А еще лучше, вместо того, чтобы их выбрасывать, просто оставить обе бутылки в каюте.

— Опасно, — сказал всезнайка. — Очень опасно.

На следующее утро, за два часа до прихода нашего парохода в Нью-Йоркский порт, мой приятель ворвался ко мне в каюту и прерывающимся голосом выпалил:

— Я только что узнал, что оставлять водку в каюте нельзя. Раз водка ваша, вас все равно арестуют. Ведь вы уже находитесь на территории Соединенных Штатов.

— Что же делать? — испуганно спросил я.

— Единственный выход, — глубокомысленно сказал он, — это распить обе бутылки. Это тоже против закона, но если мы своевременно уничтожим улики, нас не поймают.

Не теряя лишних слов, мы принялись уничтожать улики.

Алкоголь всегда меня приводит в мрачное настроение. Чем больше я пью, тем грустнее я становлюсь. Никогда еще иммиграционным чиновникам не приходилось иметь дело с таким мрачным типом, каким в тот страшный день оказался я. Никогда еще человек навеселе не был так печален, как я.

К счастью, Достоевский тогда уже входил в моду в Америке. Иммиграционный чиновник, вероятно, решил, что я загадочная русская натура — и пропустил меня.

Всезнайка в Америке преуспел. Он заведует информационным отделом крупного учреждения.

Немедленно по своем приезде в Америку мой приятель Борис Шаповалов стал преподавателем метода Станиславского.

В России Шаповалов окончил гимназию и год учился на филологическом факультете Петербургского университета. Во время гражданской войны вступил в армию генерала Юденича, был ранен под Гатчиной, бежал в Ревель, а потом в Ригу. Мы подружились.

В Америку мы приехали почти одновременно.

Никакого отношения к театру Борис не имел.

Английского языка он не знал.

Но это, по словам Бориса, нисколько не мешало ему преподавать американцам метод Станиславского.

У него были весьма оригинальные понятия об американцах.

— Удивительно, — говорил он, — как эти продувные торговцы и хитрые коммерсанты наивны и доверчивы. Они верят всему, что мы им говорим. Это совершенно непростительно. Вот я и решил преподавать американцам метод Станиславского. Для того, чтобы преподавать американцам какой-либо предмет, не надо знать ни их языка, ни предмета, который им преподаешь.

Все, что от преподавателя требуется, это желание преподавать. Все остальное никакой существенной роли не играет. Дайте мне любого американца, и я его буду учить любому предмету.

— Но кое-что ты все-таки знаешь о методе Станиславского? — спросил я Бориса.

— Никакого понятия не имею, — ответил Шаповалов. — Стану я тратить время на изучение того, что меня нисколько не интересует. У меня нет никакого намерения стать актером — ни по методу Станиславского, ни по какому-либо другому методу.

Борис сказал, что он чуть было не прельстился мыслью стать самим Станиславским. Но он решил не делать этого. Играть роль Станиславского гораздо опаснее, чем преподавать его метод. Человеку, решившему стать Станиславским, надо постоянно быть начеку. Ему всегда надо отвечать на глупые вопросы, вроде:

— А как вы сюда приехали, мистер Станиславский?

Или:

— Где ваш партнер с трудно-произносимой двойной фамилией?

Также прельщало Бориса преподавание балетных танцев. В некоторых отношениях преподавание балетных танцев было выгоднее преподавания метода Станиславского.

Но тщательно взвесив обе возможности, Борис принял решение в пользу Станиславского. Учителю балета необходим пианист. Без пианиста нельзя никого учить балетному искусству. Одного пианиста недостаточно: его необходимо усадить за рояль. Кроме того, балет нельзя преподавать только мальчикам и девочкам. Его надо преподавать и их матерям, а это уж целая возня.

Прежде, чем стать преподавателем метода Станиславского, Борис короткое время проработал в качестве кельнера в одном из русских ресторанов. Это было, действительно, весьма выгодное занятие. Кельнеры носили рубахи с вышитыми на них индокитайскими узорами, что на посетителей производило потрясающее впечатление.