Михаил Айзенштадт-Железнов - Другая жизнь и берег дальний

Раз случилось, что ко мне в четверг вечером пришли в гости двое новых знакомых, которых я забыл предупредить о странности хозяйки. Лил сильный дождь. Хлюпая и шлепая галошами, мои приятели поднялись на парадное крыльцо, нажали кнопку электрического звонка. Хозяйка, им открыла дверь. Приятно улыбаясь, гости спросили, как попасть в мою комнату.

С полминуты хозяйка стояла неподвижно перед моими посетителями, преграждая им путь. Затем она открыла рот, из которого полился поток брани на английском, польском и лодзинском языках.

До меня на второй этаж, где находилась моя комната, донеслись изысканные слова польской и английской речи, вроде англо-саксонского выражения «пся крев». Мои приятели, ничего не понимая и ни о чем не догадываясь, позорно бежали. Хозяйка этим не удовлетворилась. Она поднялась на второй этаж и потребовала от меня объяснений: как это я мог допустить, чтобы ко мне приходили какие-то босяки в галошах, через парадную дверь — за два с половиной месяца до ближайшего праздника? Мне пришлось извиниться за друзей.

Почему я не съехал с квартиры? Пять долларов в неделю за комнату даже по тем временам была дешевая плата. Кроме того, с меня хозяйке следовало за восемь недель — сорок долларов. Полька, с другой стороны, тоже не хотела со мной расставаться: я представлял собой своего рода капиталовложение.

Когда моя задолженность достигла шестидесяти долларов, я стал зазнаваться и капризничать — пусть выселяет меня!

Наступил день, когда я, весело насвистывая популярную тогда американскую песенку «Эй, ухнем!», вышел на улицу через парадную дверь, предварительно подняв засов. Хозяйка выскочила в коридор, печально посмотрела на меня, но ничего не сказала. Шестьдесят долларов, все-таки, были хорошие деньги!

Я не понимаю людей, уезжающих из Нью-Йорка на викенд. Я обожаю наш город в летний субботний или воскресный день, когда никого в нем нет, когда улицы спокойны и пусты, когда автомобили куда-то исчезли, как бы по мановению волшебного жезла. Магазины закрыты; тротуары и мостовые безлюдны; все вокруг застыло в величавой неподвижности.

Пусть любители природы едут за город к своим букашкам и пташкам. Пусть они несколько часов подряд вдыхают на пыльных дорогах бензин, двигаясь черепашьим шагом, проклиная все на свете. Я остаюсь в Нью-Йорке, часов не наблюдаю, наслаждаюсь тишиной и красотой нашего города.

В будний день вы даже не отдаете себе отчета, что собой представляет Нью-Йорк. Вам некогда на него посмотреть, и вообще из окна вагона подземной железной дороги городом при всем желании нельзя любоваться. А улицы так загромождены людьми, экскаваторами, кранами, автомобилями, грузовиками, что вы устремляетесь, куда вам надо, даже не оглядываясь по сторонам.

Но в субботу или воскресенье ничто в нашем прекрасном городе не может помешать вам им наслаждаться.

Жители Нью-Йорка почему-то с презрением взирают на тех, кто на субботу и воскресенье остается в городе. Признаком хорошего тона и материального благосостояния считается отъезд из города в пятницу вечером и возвращение в понедельник утром.

По-видимому, у меня хорошего тона нет и материально я не обеспечен, ибо никуда в пятницу вечером не уезжаю и никуда уезжать не хочу. Когда меня приглашают куда-нибудь на викенд, я всячески изворачиваюсь, пускаюсь на всевозможные хитрости и даже подлоги, чтобы от приглашения избавиться и остаться в Нью-Йорке.

Пусть, говорю я себе, за город уезжают наивные простаки, не умеющие наслаждаться жизнью. Пусть они едут к своим кустарникам и березкам, к своим пляжам и дюнам, к своим горам и закатам.

Я же проведу субботний и воскресный дни дома. Пойду, может быть, в парк. Прогуляюсь по Пятому авеню. Зайду в кинематограф и посмотрю какой-нибудь фильм. Впрочем, очень возможно, что в кинематограф я не пойду. Хотя по воскресным дням в Нью-Йорке царит благостная тишина, в кинематографах ее нет.

Я не знаю, право, откуда берется столько детворы, наполняющей все кинематографы. Нью-йоркские дети отличаются исключительной экспансивностью и шумливостью. Когда герой фильма попадает в опасное положение, все милые дети начинают реветь и выть. Когда героиня вовремя к нему подоспевает, чтобы спасти его, создается такой бедлам, что хоть святых выноси, или, в крайнем случае, хоть выноси самого себя.

Нет, в кинематограф в воскресный день идти не рекомендуется. Это единственное темное пятно на светлом воскресном фоне нашего очаровательного города.