Геннадий Демарев: Жизнь как она есть

– Ещё не хватало, чтобы я кормил чужих выплодков! – возмущался он.

Людмила провела в доме Анатолия десять лет. За эти годы тяжёлый труд превратил её в старуху. Она чрезвычайно поглупела. Чего греха таить, труд может не только облагораживать, но и влиять на рассудок…

Но даже эта неприхотливая женщина, не блистающая ни красотой, ни умом, ни вкусов, ни амбициями, однажды ушла от него. Сказав, что уезжает в столицу на заработки, она больше не вернулась. Даже вещи оставила.

С тех пор Анатолий живёт в полном одиночестве. Теперь он не занимается большими огородами, поскольку сил не хватает. Он больше не занимается и ростовщичеством, поскольку для этого нет капитала. Он сократил объём пасеки, потому что не сумел уберечь её от вредителей. Он продал лошадку и вместо неё приобрёл мотоблок.

Как-то к нему приехал сын, нажитый со Светланой. Взрослый человек сразу обратил внимание на «радушие» отца – на столе красовались блюда, при более тщательном знакомстве с которыми оказалось, что кушать-то нечего. Куриный холодец был приготовлен из самих лап, заливным толстолобиком отец назвал головы, совершенно лишённые мяса, салатом – порезанные солёные огурцы, водкой – пойло, изготовленное из прокисшего мёда. На прощанье папа, увидевший его впервые в жизни, предложил:

– Ну, ты заезжай, если что… Поможешь…

Недавно Анатолий отметил свой шестьдесят восьмой день рождения. Что он имеет? Ни денег, ни уважения со стороны окружающих, ни доброй памяти по себе в чьих-либо сердцах. Он совершенно одинок. И женщины, встречавшиеся в его жизни, оказались обманом. Вполне возможно, что в разладе отношений с ними содержалась и его вина. Но сейчас слишком поздно вспоминать об этом, и тем более, что-либо исправить.

Почему-то вспомнилась улыбка Маши. Этой женщине перевалило за шестьдесят, но до сих пор она сохранила миловидность и добродушие. А её улыбка всегда излучает нежность и… некий призыв. Показалось ему или нет?

Впервые Матюха задумался об этом ещё ночью, но тогда мысли ушли в иное русло. А сейчас вот перед внутренним взором снова проявился Машин образ. Он знал её с детства, она привлекала его ещё в молодости. Но тогда она казалась слишком маленькой и чересчур общительной. Но потом, по истечении многих лет, когда она успела похоронить мужа и превратилась в бабушку, при встречах она одаривала его улыбкой. Эх, Марья Васильевна!.. Что в твоей улыбке – неужели намёк?.. А что было бы, если бы он связал свою жизнь с самого начала с этой милой женщиной?

Эта мысль не давала Анатолию покоя до самого обеда. Наконец он не выдержал.

– А чего стесняться? – спросил он себя. – Мы же не молодые, стыдиться-то нечего…

Приодевшись, он вышел из дому и направился в другой конец улочки, где находился Машин дом.

Дверь открыла младшая из её внучек – смешливая девочка лет тринадцати.

– Бабулька, это к тебе! – крикнула она, обращая взор в сторону кухни. Там что-то затарахтело, упало, и в следующий момент перед глазами Анатолия появилась она. Её руки были перепачканы тестом, но глаза и уста, как всегда, излучали добродушие.

– Анатолий Ильич, вы?! – удивилась она.

– Простите, Марья Васильевна… – замялся он.

Уловив посредством интуиции, что причина, которая привела его к этому дому, несомненно важная, она пригласила его войти.

– Нет, что вы…

– А мы тут с девочками пироги готовим…

Он решился.

– Марья Васильевна, мы с вами уже давно не маленькие… Словом…

Она терпеливо ждала, глядя на него с любопытством и, как будто, призывом. Есть женщины, умеющие смотреть именно так, как и чувствовать, что надо ждать.

– Я слушаю, Толя…

«Толя… Как мило это звучит из её уст!» Старческая, морщинистая кожа на его лице покрылась едва заметным румянцем, как в пятнадцать лет.

– Маша, мы знакомы давно, Я хотел спросить…

– Ну же, Толя! У меня тесто…

– Извини…те… Просто я, видя вашу улыбку…

Женщина опустила взор. Природа ей подсказывала, когда его следует опустить.

– И вот я подумал: а если бы я когда-то попытался… Если бы между нами… Если бы мы поженились… Вы могли бы жить со мной?

– Толя, конечно же! Вы очень хороший, умный… Я была бы вам верной супругой. И со мной вы бы не превратились в бирюка, а до сих пор радовались жизни.

Она произносила эти слова мягко и просто, бесхитростно и честно. Её пышный бюст заманчиво колыхался в такт дыханию. Анатолий, не помня себя, воскликнул:

– Маша, а если бы сейчас?..

Она улыбнулась с непередаваемой печалью в глазах.