Николай Самохин - Так близко, так далеко...

— Эй-эй! Братцы, родственники! — насторожился я. — Давайте не будем. Сколько можно? Ведь, кажется, договорились.

— А что я такого сказала? — удивилась тёща. — Правильно, договорились. И нечего, значит, было пугаться. Пугливые какие все стали,

А свояченица, взмахнув ресницами, посмотрела на меня светло и недуомённо.

...Месяца через два после этого случая жена сообщила мне о большой семейной радости:

— Маме выплатили страховку. Две тысячи.

Она так сияла, словно это мы в своё время догадались застраховать самое дорогое, что даётся человеку, и теперь огребаем чистоганом за не понапрасну, выходит, прожитые годы.

— Вот и отлично, — сказал я. — Пусть съездит на Кубу. Она ведь давно мечтает.

— Туда путёвка одна пятьсот рублей стоит, — вздохнула жена. — А ещё дорога до Москвы и обратно, обмен, покупки разные — в чём попало за границу не поедешь... Это знаешь во сколько выльется.

— Да хватит ей, чего ты беспокоишься.

— Как ты легко распорядился! — возмутилась жена. — Промотать две тысячи за две недели.

И опять столько негодования было в её тоне, будто я предлагал растранжирить наши собственные деньги.

Я пожал плечами:

— Ну, пусть не едет. Мне-то что. Пусть... ковёр купит.

— Тебе, разумеется, как всегда, ни до чего нет дела, — совсем уже нелогично обиделась жена.

Спустя ещё некоторое время я случайно узнал, что свояченица по вечерам ходит на курсы шофёров. Жена, проговорившаяся об этом, как-то подозрительно осеклась, замолчала. Я подумал: курсы эти, наверное, фикция, за ними кроется какая-нибудь женская хитрость, и хотя меня чужие тайны не должны были интересовать, всё же спросил осторожно:

— Одна, что ли, ходит, без Марика?

— А Марику зачем? У него же есть права. Ещё с армии.

— Действительно, зачем ему, — пробормотал я. — А ей зачем?

— Ну-у... мало ли... Научится водить машину. Чем плохо? Я бы, например, тоже с удовольствием записалась, если бы вот не она, — жена кивнула на дочку.

— Ага! — растерялся я. — И на чём же ты потом каталась бы? На пылесосе?

Как я тогда не разглядел их нехитрые приготовления? Ума не приложу. Я просто не мог предположить такого коварства в близких людях — вот в чём дело.

Наконец, это случилось уже весной, пришёл тесть. Карман его пальто интригующе оттопыривался. Тесть достал бутылку «Горного дубняка», полюбовался ею на просвет и спросил:

— Пил когда-нибудь — нет?.. Зашёл в магазин, гляжу — стоит. А я только до войны его пробовал, после как-то не встречал. Хорошая была вещь... раньше- то.

Я довоенного «дубняка», естественно, не пил, пробовал только сегодняшний, но тоже давненько. Мы освежили наши впечатления — и весёлый мартовский день за окном сделался ещё ярче,

— Дак подходит очередь-то, — сказал тесть.

— Какая очередь? — не понял я. В комнату водопадом лилось солнце, парил влажный от натёкшей воды подоконник, на перилах балкона чревовещал про любовь сизый голубь. Покой и нега царили во вселенной, никогда не знавшей очередей.

— Дак на «москвича». До первого апреля, сказали, поступит. Я уж насчёт гаража сговорился: рядом с нами продаёт один товарищ, восемьсот рублей просит. Денег вот только не хватает. Ещё бы тысячи две с половиной. Восемьсот-то сразу надо, чтобы гараж не упустить, а остальные можно через недельку...

Я допил горький «дубняк». Машинально закусил противным скользким грибочком. Так... «три своих, четыре занял»... Это был, выражаясь военным языком, «мешок». И замкнуть кольцо окружения, завязать тесёмочки на «мешке» тесть предоставлял мне самому.

Что оставалось делать? Покорно вздохнув, я пошёл в самоокруженцы. Полез, то есть, в новую кабалу...

Я — пассажир. Я — неизменный пассажир и пребуду таковым до конца дней своих. Неожиданно судьба улыбнулась мне — в моём организме обнаружился дефект: дальтонизм. Я не различаю цвета. На самом деле я их, конечно, различаю: я вижу, что трава зелёная, а небо голубое, наша ледовая дружина одета в красную форму, а шведская в жёлтую. Мне этого вполне достаточно: я не спутаю Харламова с Карлссоном.

Но этого недостаточно ГАИ. Чтобы водить автомобиль, надо быть Ван Гогом. На медицинской комиссии передо мной развернули альбом с абстрактными картинками. Среди цветных кружочков, треугольников, квадратиков там были замаскированы разные геометрические фигуры, которые следовало разглядеть и назвать. На пятой странице я «засыпался» и был решительно списан в белобилетники.

Затем «погорел» тесть. Оказалось, что людям, достигшим пенсионного возраста, права не выдают. То есть выдавать-то выдают, но каждый год надо проходить медицинское переосвидетельствование. Овчинка не стоила выделки, и тесть, в молодости лихой мотоциклист, вынужден был удовлетвориться ролью бортмеханика.