Пэлем Вудхауз - Этот неподражаемый Дживз

Он стал заливаться соловьём минут через пять. К этому времени страсти разгорелись. Голос и режиссёр разругались в пух и прах по поводу какого-то прожектора. А как только они немного угомонились, цветочный горшок упал с подоконника, чуть было не отправив героя в больницу. Короче, когда Сирил, стоявший как столб у пальмы, выбежал на середину сцены, чтобы оживить представление, атмосфера накалилась до предела. Героиня что-то говорила забыл, что именно, - а певцы хора во главе с Сирилом беспокойно топтались на месте - так всегда бывает перед исполнением номера.

Первая фраза Сирила была: "Эй, послушайте, знаете ли, вы не смеете так со мной говорить, знаете ли!", и, по-моему, он заставил свою гортань работать с энергией и je ne sais quoi. Но, разрази меня гром, прежде чем героиня успела ему возразить, наш маленький веснушчатый друг вновь решил высказать протест.

- Папка!

- Да, мой мальчик?

- Этот тип никуда не годится.

- Какой тип, мой мальчик?

- С лицом как у дохлой рыбины.

- Но у них у всех лица как у дохлых рыбин, мой мальчик.

Казалось, ребёнок понял справедливость сделанного ему замечания. Он высказался более опредёленно.

- Этот урод.

- Какой урод? В середине? - спросил старикан, указывая на Сирила пальцем.

- Угу. Дрянной актёришко.

- Я тоже так считаю.

- Зануда!

- Ты абсолютно прав, мой мальчик. Я давно за ним наблюдаю.

Когда разговор отца с сыном закончился, Сирил, до сих пор стоявший с отвисшей нижней челюстью, встрепенулся. Даже с заднего ряда, где я сидел, было видно, что уязвлённая гордость Бассингтон-Бассингтонов приготовилась к битве. Сначала у Сирила покраснели уши, затем нос, потом щёки, и через четверть минуты он стал похож на спелый помидор.

- Какого хрена вы имеете в виду?

- Какого хрена вы имеете в виду? - проревел Блуменфилд. - Не смейте кричать со сцены!

- У меня руки чешутся отделать этого маленького негодяя!

- Что?!

- Руки чешутся!

Старикан раздулся как мыльный пузырь и стал похож на воздушный шарик.

- Я вам, мистер!!! Как вас там!!!

- Я Бассингтон-Бассингтон, а добрые славные Бассингтон-Бассингтоны: я хочу сказать, Бассингтон-Бассингтоны не привыкли:

Блуменфилд в нескольких словах выразил своё мнение о Бассингтон-Бассингтонах и о том, к чему они не привыкли. Его сочную, яркую речь сбежалась послушать вся труппа. Счастливые лица выглядывали из-за кулис и кадок с пальмами.

- Ты не должен халтурить, когда работаешь на моего папку, - заявил веснушчатый ребёнок, укоризненно качая головой.

- Нос у тебя не дорос командовать! - запинаясь, выкрикнул Сирил.

- Что такое? - рявкнул старикан. - Вы знаете, что этот мальчик - мой сын?

- Да, - ответил Сирил, - и я сочувствую вам обоим.

- Вы уволены! - гаркнул Блуменфилд, раздуваясь до непомерной величины. Вон из моего театра!

* * *

На следующее утро, около половины десятого, когда я выпил чашку живительной влаги, Дживз вплыл в мою спальню и сообщил, что Сирил ожидает меня в гостиной.

- Как он выглядит, Дживз?

- Сэр?

- Как выглядит мистер Бассингтон-Бассингтон?

- Вряд ли я могу осмелиться, сэр, критиковать специфические особенности, присущие лицам ваших друзей.

- Я не об этом. Я имею в виду, он не выглядит недовольным, раздражённым, ну, в общем, сам понимаешь?

- По нему незаметно, сэр. В его поведении нет ничего необычного.

- Странно.

- Сэр?

- Нет, ничего. Пусть войдёт.

Должен признаться, я ожидал, что на Сириле отразятся события вчерашней битвы. Я думал увидеть страдальца с разбитой душой, так сказать, и трепещущим взором. Но Сирил не потерял своей жизнерадостности.

- Привет, Вустер, старичок!

- Салют!

- Я зашёл попрощаться.

- Попрощаться?

- Да. Через час отбываю в Вашингтон. - Он уселся на кровать. - Я пораскинул мозгами и решил, что поступлю нечестно с добрым, славным папаном, если стану актёром и всё такое. Как вы думаете?

- Я с вами полностью согласен.

- Я хочу сказать, он послал меня сюда расширить мой добрый, славный кругозор, и прочее, и прочее, знаете ли, и будет жутко страдать, если я плюну на его напутствие и пойду на сцену. Не знаю, понимаете ли вы меня, но я имею в виду, тут дело в совести.

- А разве в театре без вас смогут обойтись?

- О, я всё уладил. Я объяснил обстоятельства дела Блуменфилду-старшему, и он отнёсся ко мне с пониманием. Само собой, ему жаль меня терять - он сказал, что не представляет, как найти мне замену, и всё такое, - но в конце концов, хоть я и поставил его в безвыходное положение, мне кажется, я поступил правильно, отказавшись от роли. А вы как считаете?