Сергей Прокопьев - Ёксель-моксель

«Надо присоединяться к генералу», — пришел к выводу Иванов.

Более теплого шанса втереться в доверие к командиру не приходило в озабоченную голову.

От такой мысли захотелось дополнительно пару кальсон натянуть. А был-то Иванов не южных кровей, корнями генеалогическими в Сибирь-матушку упирался.

Да известно: сибиряк не тот, который мороза не боится, а у которого шуба толще.

Хотя были в Сибири отчаянные люди. Иванов вынес из детства по сей день обжигающую память картину. Зимой по пути в школу, если бежал ко второму уроку, не раз видел убийственный номер. На улице колотун минус сорок, туман висит, редкая птаха живьем долетит до средины тротуара, даже солнце облаками обмоталось. У Иванова уши на шапке опущены, нос, многажды раз на хоккее обмороженный, варежкой прикрыт, а из панельного дома выходит тетя в легком, рукава по локоток, халатике с двумя ведрами воды. Верхнюю одежду скинула на приподъездную лавочку, в одном купальнике осталось, и ха! — ведро воды на себя. Ха! — второе. У Иванова глаза леденеют смотреть на такую картину, ей хоть бы хны: подхватила халатик и легкой трусцой в дом.

«Че я тогда не начал обливаться?» — подумал Иванов. И опять заныло под ложечкой от предчувствия: скоро-скоро менять китель на пиджачок, каракулевую папаху — на шапчонку.

Времени, постепенно входить в моржевой ритм, не было. Это когда сначала полгода ноги мыть прохладной водой, потом полгода обтираться влажным полотенцем… Такими темпами в самый раз на пенсионе и прыгнешь в прорубь. Да на кой ляд она тогда нужна будет?

Иванов готовился мысленно. Недели две. После чего в крещенские морозы достал из дальнего угла плавки и засеменил к озеру.

Всходило солнце, конькобежно перебирал ногами в лес лыжник… Мороз 27 градусов. Ерунда для северного человека, кабы в воду не лезть. Иванов не стал оголяться в павильоне. Свитер без погон, солдат может грудью встать на защиту моржовых апартаментов генерала. Про себя перекрестившись, Иванов обнажился до плавок метрах в десяти от проруби. Мороз с жадностью набросился на неожиданное лакомство.

— О! — поднял руку из ледяной купели генерал. — Молодец, Иванов! Присоединяйся!

В проруби было, где вдвоем развернуться. Не генеральское дело биться боками об лед. Оздоровительную прореху на озере рубили четыре на четыре метра.

От ободряющих слов начальника, будто кипятильник сунули в стремительно остывающее тело. Жарко подумалось о звании генерал-майора, о рубленом доме в Подмосковье… Отринув последние сомнения, Иванов, как с моста, плюхнулся в прорубь…

В отставку он не был отправлен. Командир по достоинству оценил героизм офицера. Отдал приказ одну из улиц военного городка в память подвига борца за здоровый образ жизни переименовать.

И появилась улица полковника Иванова в вышеозначенном месте.

Иной среднестатистический муж что ни вечер — галопом в гараж, потому как медом намазано, мужской фестиваль и встречи с интересными людьми. Где еще соберутся теплой компанией летчик-истребитель и следователь по немаловажным делам, музыкант виртуоз и Валерка Хорев?

На днях летчик ведро хариусов на севере наловил. Тут же в гараже на паяльной лампе уху сварили. Без водки она горло дерет. Следователь литр спирта выставил. И рассказал, как групповое смертоубийство произошло и, по ошибке, с трупами мертвецки пьяного загрузили, который рядом с трагедией в канаве спал. Милиционеры посчитали: сей «трупак» из той же остывающей компании, а он в морге очухался и поднял хай: «Почему отопление отключили? Мы здесь все закоченели!» Он-то думал — в вытрезвителе ночует. У сторожа морга инфаркт, можно самого ногами вперед в родную морозилку помещать. И смех и не очень.

Выпивают в гараже мужички, ухой царской закусывают. К третьей рюмке Витя-музыкант приехал. Он в филармонии первая скрипка на баяне, ему руки от грубой работы надо беречь. Мужики, особенно Валерка Хорев, всегда помогают машину ремонтировать. За это как начнет играть да украинские песни петь! Эх!..

Жена среднестатистического мужа в это время тихо сатанеет у плиты. Двадцать лет одна концертная программа: в первом отделении — первое, во втором — второе… Месяцев пять после свадьбы было интересно. Не кукол потчуешь — вечно голодного мужа. «Тебя легче убить, чем прокормить!» — смеялась по первости. Позже смотрит, оно на самом деле — легче…

У мужа в гараже положительных эмоций через край, у нее и на донышке не наскребешь. На фоне эмоциональной недостаточности запросто может нарисоваться эротический ухорез и заполнить пробел шуры-мурами. И кто, спрашивается в загадке, виноват будет?