Морис Слободской - Стакан воды

Тут был и небольшой письменный стол с чернильным прибором из прозрачной пластмассы ядовито-розового цвета, и маленький столик с зелёной скатертью и оригинальной формы графином, стаканом и никелированной полоскательницей, и совсем крохотный столик, на котором стоял телефон.

Один телефон. Этим и определялся масштаб учреждения, а следовательно, и удельный вес его руководителя.

Количество телефонов в кабинете гражданского начальника — это то же самое, что количество звёздочек на погонах военного. Чем выше - тем больше. Увы, на телефонном столике директора комбината бытового обслуживания стоял всего один единственный телефон.

За столом сидел сам Петухов и, поглаживая свой одинокий аппарат, внимательно слушал очередного посетителя.

По тому, как он слушал, по тому, как он ободрял посетителя вставляемыми к месту вопросами, в нем можно было угадать видавшего виды директора,

возвышавшегося порой и до двух и даже до трёх телефонов.

— Значит, вас интересуют ваши брюки? — уточнил Петухов, ласково глядя на посетителя.

—Брюки... — подтвердил посетитель. — Уже больше месяца, как я сдал их вам в чистку, — он виновато улыбнулся. — Я бы не стал вас беспокоить, но, вы понимаете, время идёт, я звоню, посылаю — обидно отрываться от работы. Я скульптор.

— Ваяете? — вежливо заинтересовался Петухов.

— Ваяю. Баклажанский. Может быть, слышали?

— Ну как же! — бодро соврал Петухов. — Конечно, слышал! Ну что ж... — он картинно встал за столом.— Надо бы вам ускорить брюки?.. Как вы считаете?

— Я считаю, что давно пора.

— Вот и я полагаю, что пора! Мало мы ещё проявляем чуткости к нуждам трудящихся, мало! — тяжело вздохнул Петухов и решительно нажал кнопку звонка.

По этому сигналу в кабинете появилась розовая и по-детски строгая регистраторша Маша Багрянцева.

— Вот по этой квитанции сегодня надо закончить заказ, — приказал Петухов. — Срочно!

— Хорошо! — кивнула Маша, но, заглянув в квитанцию, удивлённо подняла глаза. — Здесь же ещё и утюжка? А вы сами приказали утюжку временно прекратить.

— В порядке исключения! — пояснил Петухов. — Товарищ уже давно ходит за своими брюками. Надо ему помочь в данном вопросе. Это же известный скульптор — товарищ Баклажный! — многозначительно добавил он.

— Баклажанский, — поправил популярный ваятель.

— Тем более! Так что давайте, голубушка, действуйте в этом направлении.

Баклажанский по просьбе директора направился писать в книгу предложений благодарность за проявленную оперативность, чуткость и индивидуальный подход к клиенту, а Маша поспешила вернуться в общий зал, к себе за столик, перед которым уже толпились заказчики.

Комбинат сейчас переживал свою весеннюю путину. Плащи и пыльники шли сплошным косяком. Весна переодевала население в светлую одежду, которую нужно было срочно чистить и гладить. Эта же весна красила свежей масляной краской все скамейки, заборы, водосточные трубы, магазинные двери, витринные рамы и поручни. И, стало быть, свежевычишенные клиенты приходили в комбинат по второму разу.

В центральном салоне комбината, сплошь задрапированном тёмным репсом с мавританским орнаментом, постоянно толпились заказчики. Во всех матерчатых кабинах за репсовыми занавесками наиболее отчаянные клиенты часами ожидали возвращения своих крайне необходимых частей туалета, пущенных в производство по разделам «молния», «экспресс», «моментальная чистка в присутствии заказчика».

В особенно горячие моменты объявлялся всеобщий аврал. Всех сотрудников, способных держать иглу или утюг, свистали наверх и направляли в цех, на помощь производственникам. А Маше, которая одна никак не успевала принимать клиентов, помогали лично товарищ Петухов и даже его жизнерадостный заместитель товарищ Гусааков, в обычное время не склонный ни к. какой полезной деятельности.

В этой суматохе Баклажанский долго не мог найти хранителя «Книги жалоб и предложений». Директор книгу ему не дал.

— Нет, нет...— не без гордости сказал он. — На это у нас есть специальный старик по жалобам!..

Наконец скульптору указали на старичка с голубыми глазами и такими же нарукавничками, который оживлённо беседовал с кем-то из посетителей в сравнительно тихом углу мавританского зала.