Сергей Никшич - Соседки

– Слышишь, – пробубнил он Нарциссу сквозь полуоткрытое окно «мерса», когда тот как-то вечером приехал забирать в город Василия Петровича, – ты завтра вечером стул из его квартиры привези. Любой. Он приказал.

Тоскливец, однако, не учел, что Нарцисс, по-прежнему влюбленный в свою хозяйку, совершенно не выносит, когда ему отдает приказания всякая сволочь. А сволочью он в глубине души считал всех, кроме себя. И хотя он Тоскливцу поверил, но на следующий день стул не привез.

– Стул привез? – спросил его Тоскливец, когда тот пригнал на следующий день лоснящуюся загадочную машину.

– Забыл, – солгал Нарцисс. – Завтра привезу.

И целую неделю он водил Тоскливца за нос, пока тот наконец не догадался, что его подло обманывают.

– Гад ты, – сообщил он Нарциссу, когда того увидел в следующий раз. – Гад. Тебе же сказали – стул привези. А ты не исполняешь.

– Не вырос ты приказывать мне, – гордо ответил Нарцисс и выпятил грудь. – Мал ты еще.

Нарцисс не знал, разумеется, что рискует жизнью, потому что доведенный до слепой ярости Тоскливец был так же опасен, как камышовый кот, которого загнали в угол.

– Не привезешь завтра стул, пеняй на себя, – только и бросил Тоскливец и, не оборачиваясь, ушел.

И в мрачное сердце Нарцисса, не избалованного шампанским, икрой и Лазурным побережьем, закрались определенные сомнения. И он нашел на следующий день стул на каком-то мусорнике, облил его водой из шланга на заправочной станции и привез Тоскливцу. Он бы мог, разумеется, взять какой-нибудь стул из квартиры Галочки или из ее конторы, но решил этого не делать, потому что подозревал Тоскливца в неуважении к своей возлюбленной. И гниловатый стул с мокрым еще сидением был привезен и преподнесен Тоскливцу как чудо природы. Но Тоскливец, подозрительный от природы, как неподкупленный чиновник, осмотрел так называемую обновку со всех сторон и пришел к мысли, что его опять подло обманули.

– Эту гниль ты привез мне? – поинтересовался он у Нарцисса, который курил и выражал своим лицом полнейшее равнодушие к любой мебели, на которой можно сидеть.

– Тебе, а кому же, – ответил он и выпустил в лицо Тоскливцу кольцо удушливого дыма.

Тоскливец поморщился, потому что не курил из принципиальных соображений: во-первых, потому, что ему было жаль тратить деньги на сигареты, а во-вторых, он заботился о собственном здоровье. И намеревался умереть абсолютно здоровым человеком назло Кларе и врачам. Лет в сто пятьдесят.

– Ладно, заноси, – вдруг пошел на попятную Тоскливец, решив, что лучше такой стул, чем никакого.

– Сам неси, – также равнодушно ответил Нарцисс. – Я свое дело сделал – привез, а ты неси.

– Ну ты и человек! – опять нахмурился Тоскливец. – Никак с тобой не сговоришься.

И он занес стул в сельсовет и только тогда вспомнил, что стул у него не соответствует столу. И стал требовать у Головы, чтобы тот приказал отпилить у стола ножки.

– Остались от столика рожки да ножки, – ехидно сказал Голова и как бы ненароком, словно поглаживая, прикоснулся к острому черепу Тоскливца, чтобы проверить того на наличие рогов.

Но череп Тоскливца был гладок, как доска для резки овощей. А Тоскливец с омерзением отстранился от Головы, сразу сообразив, что тот у него в голове ищет.

«Значит, у него рога стали расти, – радостно подумал Тоскливец. – Выгонят его наконец с работы, а меня назначат».

И он радостно заулыбался, представляя себе, как Маринка будет заносить ему в кабинет чай, а он будет ее хватать за всякие соблазнительные места. И тут же сообразил, что соседки сразу же донесут обо всем Кларе, и огорчился.

«Надо бы залить все подвалы в Горенке цементом, – подумал Тоскливец, – вот тогда они оставили бы нас покое. И чердаки, чтобы они туда не перебрались. Кругом безсоседочный цемент. Прочно и надежно. И вооружить всех автоматами, чтобы открывали по соседкам стрельбу без предупреждения. Вот тогда началась бы настоящая жизнь. И Маринка никуда бы не делась».

Но настроение ему испортила опять же соседка, которая, высунувшись из норы до половины, сообщила ему, что стул его с мусорника и только ему не покупают настоящий стул, потому что он человек совершенно бесполезный. Только и умеет, что с кукушкой ругаться. А вот снять с жены пояс ему слабо.

– Она с тобой даже за деньги не ляжет, – сказала наглая, но при этом очень хорошенькая гадина и скрылась в норе.

И от бешенства глаза Тоскливца превратились в красные угли, и он стал неумолимо, как Немезида, надвигаться на Нарцисса, который, источая миазмы, обретался неподалеку, поджидая Василия Петровича. А тот обсуждал с Акафеем что-то нелицеприятное, и обличность его багровела, как закат солнца, и он хватался за сердце и божился, но на другом конце провода ему не верили, и вскоре начальственное лицо положило трубку, и в ушах у Головы раздались частые оскорбительные звонки.