Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие

— Что-то ты скис, Себастьян, — сказал Томас. — Что случилось?

— Да дела…

— Какие еще дела?

— А вот какие, — отвечал служитель, рассеянно раскаляя щипцы на близлежащей жаровне. — Заняться нечем! Нет работы.

Торквемада предположил, что виноваты звуковые фильмы, но собеседник покачал головой.

— О, нет!.. — вздохнул он.

— Может, еретики перевелись?

— Ну, что вы! Методы устарели, вот что я вам скажу. Возьмем, к примеру, дыбу. Если мы хотим растянуть на ней человека, мы выслеживаем его, сажаем в темницу, в общем, тратим много сил. А если назвать ее растяжкой, или там разминкой, и еще назначить сходную плату — сотнями повалят! В очереди будут стоять.

Ну, вы же знаете Торквемаду. Перестраховщик. Консерватор. Дедам годилось, и нам сгодится. Словом, он только посмеялся, и смотрите, что вышло. Инквизиции — как не было. Она провалилась во всех смыслах слова, разоряя вкладчиков, потому что не понимала природы человеческой.

А спустя столетия появились курорты с увеселительными парками и процветают, как не знаю что. Основали их знатоки упомянутой природы. Как и знакомый Торквемады, они понимали, что за плату примут и расхвалят то, на что смотреть не стали бы, предложи им это даром.

Представьте, что кто-то засунул вас в большую бочку, а потом пустил ее вниз по рытвинам и ухабам, так что сердце ваше подскакивает к так называемому язычку.

Что будет? Назавтра с ним свяжется ваш поверенный. Но если это происходит в парке, вы просто упиваетесь. Выбравшись из бочки, вы бежите к старту и прыгаете в другую. А почему? Потому, что с вас берут деньги.

Не захочешь, а призадумаешься, читая, что Блекпул и другие курорты ожидают в этом году больше народа, чем раньше, и владельцы увеселительного парка с надеждой смотрят в будущее.

Поневоле подумаешь и о том, что сердце нации — в полном порядке. Проекты разоружения вряд ли повлияют на ее воинскую силу. Шекспир считал, что Англию не будет попирать надменный завоеватель. Живи он теперь и съезди на свободный день в Блекпул, он сказал бы то же самое. Неосмотрительно попирать землю, обитатели которой едят горячие колбаски, запивая их холодным лимонадом, закусывают все это заливным угрем, а потом весело садятся на колесо или лезут в упомянутую бочку.

Да, в этих людях что-то есть, кроме заливного и колбасок.

Если вы, как и я, ничего не изобретали (замена запонки скрепкой не в счет), вас особенно удивит, что эти парки выдумывают каждый год новые аттракционы. Мне кажется, что их владельцы — мрачные, скорбные субъекты с очень большими головами и объемистыми затылками. В юности они пережили беду или разочарование, а поскольку закон не дает им мстить за это прямо, стали изобретать увеселения. Ближних они ненавидят. Когда им кажется, что кого-то удалось окончательно сломить, они улыбаются кривой улыбкой и хоть на миг бывают счастливы.

— Опекун прикарманил все мои деньги, — говорит один, — но я придумал аттракцион. Вас подкидывают вверх, шатая из стороны в сторону и поливая при этом водой.

— Жена сбежала с шофером, — подхватывает другой, — зато, уплатив 6 пенсов, можно провалиться в люк прямо на острые колья.

— Раскаленные?

— Какая мысль! Жаль, сам не подумал.

— Вот что, — говорит первый, неназойливо сияя, — давайте объединимся. Сперва их будет подкидывать, шатать и обливать, а потом уж — швырять в люк на эти колья. Кстати, накинем лишний шиллинг.

И они уходят рука об руку, чтобы спрыснуть сделку скипидаром с сельтерской.

Пока я писал, из кухни донесся шум. Видимо, взорвалась плита.

Как выяснилось, на кухарке загорелось платье, что повергло ее в истерику.

Чтобы кончить очерк в мажоре, предложу неплохую идею — установить роскошный аттракцион под названием Веселая Плита. Успех обеспечен, все элементы налицо — вы слышите взрыв, взлетаете вверх и чудом спасаетесь от гибели. Согласен на небольшие отчисления.

Очередная годовщина приходится на этот год, [122] …годовщина приходится на этот год — по-видимому, очерк написан в 1924 г., когда со дня рождения Шекспира (1564) прошло 260 лет. и я чувствую, что не помешает небольшой очерк о великом писателе или, как считают многие, великом синдикате. Когда я пишу «Шекспир», я признаю, что нельзя сказать точно, как писалась и читалась эта фамилия.

Есть две, резко отличные друг от друга школы. Та, что побольше, почитает Ш. как автора пьес, подписанных его именем, не отрицая при этом, что вопрос открыт. Мне кажется, так честнее.