Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие

Шерлок Холмс тем и хорош, что относится к ним, как надо. Да, иногда он позволяет им зайти на Бейкер-стрит и рассказать о странных поступках отчима или дяди, мало того — он разрешил им выйти за Ватсона, но когда сюжет развернется, он ставит их на место. Нам бы так!

Конечно, легче всего с ними справится злодей, и, отдадим ему должное, он не дремлет. У него есть и пыл, и мастерство слова — буквально все, что нужно; но по той или иной причине он терпит поражение. Даже когда девица надежно прикручена цепями, а в подвал течет вода, мы в глубине души надеемся на счастливую развязку. Опыт учит, что злодей что-нибудь да упустит; слишком часто это с ним бывало, и он утратил наше доверие. Поистине, надломленная трость. [118] Поистине, надломленная трость — Мф. 12:30; Ис. 42:3.

Можно сказать, что злодей в детективе слишком сложно мыслит. Должно быть, наивные родители уверили его в том, что он мальчик умный, чем сделали непригодным к будущему ремеслу.

Если обычному человеку надо убить знакомую, он берет револьвер, патроны и оборачивается за пять минут, в свободное время. Какие там хитрости, какие козни! Задумано — сделано.

Злодей простоты не понимает. Долго и нудно заманивает он жертву туда, где кинжал или револьвер быстро сделали бы свое дело, а потом, несчастный глупец, сам все губит. Ему не приходит в голову просто застрелить девицу. Мало того, если мы ему это посоветуем, он решит, что мы шутим. Сам он решает привязать ее к стулу, соорудить треножник, приспособить на нем револьвер, прикрепить тесемку к курку, протянуть эту тесемку по стене, зацепить за крюк, присобачить к ней шнур, подвесить на нем кирпич и зажечь под ним свечку. Мысль его движется так: свечка подпалит шнур, кирпич упадет, натянув тесемку, спустит курок, и вот вам, пожалуйста. Потом кто-нибудь приходит и задувает свечу, разрушив тем самым всю систему.

Однако не стоит сердиться на несчастных — что могут, то и делают. Чего вы хотите? Работа сложная, а подготовки не хватает. Злодею надо бы забыть все и начать с самой основы. Школы, школы у него нет. Поверьте, он ее получит, как только мы уберем девиц.

Программа будет нацелена на максимальную простоту. Начинаем с детского садика. Будущий злодей бьет мух. Потом, неспешно поднимаясь по лестнице живой природы, он совершенствуется. Когда он получает аттестат, Миртл и Гледис, завидев его издалека, мгновенно лезут на дерево. Он уже опасен.

Самое трудное — обуздать его хитроумие. Сам по себе, чтобы пришибить муху, он подпилил бы балки, на которых держится пол, протянул шнурок в коридор и послал мухе анонимку, побуждающую ее немедленно явиться, чтобы узнать хорошую новость. По его замыслу, она споткнется в спешке, упадет на пол, провалится и сломает шею.

Лучших способов он не знает. Следовательно, учитель, не щадя сил, должен объяснить ему, что гораздо эффективней скрученная газета, скрепленная чем-нибудь клейким.

Больно думать, что хитроумный злодей проявляется только с девицами. С представителями своего пола он прост и прям. Дайте ему баронета, и он его тут же заколет. А вот чтобы убить девицу, он подвешивает змей на люстры или заводит граммофон и подкладывает бомбы, которые откликаются только на верхнее «до».

Я знавал злодея, который посадил героиню на бочонок с порохом и стал ждать, пока в него ударит молния. Ну, что это, честное слово!

Надо бы запомнить, что золотоволосых девиц лучше и проще всего стукнуть по золотоволосой макушке. Совать тарантула в сумочку или подмешивать в помаду малоизвестный яд — просто бессмысленно, одна морока. Пусть они усвоят эту нехитрую истину, и посмотрим, что будет.

Но даже если мы предположим, что когда-то удастся изгнать девиц, значит ли это, что наступит тысячелетнее царство? Навряд ли. Средний роман этого рода достаточно плох и без них.

Конечно, исключения есть. Хороша Дороти Сэйерс. Хороши Антони Беркли, Филип Макдоналд, [119] Сэйерс, Дороти Ли (1893–1957), Беркли, Антони (1893–1970), Макдоналд, Филип (внук шотландского сказочника Джорджа Макдоналда, 1824–1905), Кристи, Агата (1891–1976), Оппенгейм, Эдвард Филлипс (1866–1946) — каждый знает хотя бы кого-то из этих писателей; даем для любопытствующих годы их жизни. Агата Кристи. Старый добрый Оппенгейм тоже ничего. У Эдгара Уоллеса девятьсот книг из каждой тысячи стоят своих денег. А вот другие…

Обычный человек, видимо, не понимает, как трудно писать хорошо в этом жанре. Не понимает он и того, что если детектив написан плохо, он ужасен. Если бы у меня был сын, собирающийся их писать (научившись держать в руке перо, он бы непременно об этом подумал), я бы отвел его в сторонку и попытался ознакомить с грозящими ему трудностями.