Александр Ермак - Записки озабоченного

– А почему ты откликнулась на мою анкету?

Она встряхнула головой:

– И в школе, и в институте меня окружали высокие парни. И муж у меня был – метр девяносто два. А меньше меня никогда никого не было. Хотя я, когда осталась одна, строила глазки всем мужчинам подряд, и маленьким в том числе. Но все мужики, что ниже меня, боялись, шарахались. Но на тебя я внимание не из-за роста обратила. В твоем письме мне сначала подпись понравилась. Это прикольно – «С шашкой наголо». И уже потом я на рост внимание обратила. Думала, и ты, как другие невысокие, испугаешься. А я уже не могу больше одна. Но ты действительно «с шашкой наголо»…

Мы попили кофею. Смеясь, начали сравнивать у кого что длиннее. Потом вернулись в спальню и уже там продолжили изучать долготу и широту, холмы и впадины, и прочую анато-географию. По итогам конкурса наградили моего алой ленточкой с бантом.

Уходя, я записал ее телефон на картонке из-под презервативов. Зайду как-нибудь еще, если график, конечно, позволит.

В четверг бегал по городу – собирал материал для статьи. Всю ночь ездил на разных мусороуборочных машинах. Общался с водителями, с уборщиками. Потом съездил на одну из городских свалок. Господи, даже там, среди куч гниющих отбросов, есть женщины – живут помоечной общиной в самодельных фанерно-картонных домиках-коробках.

Водитель моей машины, глядя на грязных оборванок, копающихся в свежем, привезенном нами мусоре, смеялся:

– Они еще и другим зарабатывают. Нам свои прелести предлагают. Кто за бутылку. А кто вообще за стакан. Но от них так воняет. Их только такие же помоечники и трахают…

Я смотрел на этих полуразложившихся женщин и молил бога, чтобы никто из них не вздумал подойти с предложением. И так с трудом сдерживал тошноту – запах, какой же здесь запах…

Информации у меня набралось достаточно. И про то, как собираются деньги с граждан на вывоз и переработку мусора, и как они потом распределяются, и как часть из них «теряется», вместо того, чтобы поступить в бюджет города.

Когда мы уезжали с помойки, одна из девиц (или теток, или бабок?) распрямилась и сделала нам ручкой. Неприлично.

В пятницу я отсыпался. И пытался что-нибудь набросать для материала. Но дело двигалось с трудом, то ли оттого, что спал не в обычное время. Или потому, что постоянно принюхивался к себе. Мне все время казалось, что пропитался помоечным запахом насквозь. Уж я и кис в ванной, и под душем мочалкой терся до красноты. И одеколона на себя перевел немеренно. А все казалось, что Мерилин недовольна моим ароматом. Смотрит на меня с портрета раздраженно. Я на нее марлечку накинул. Вместо повязки или респиратора. Завтра выветрюсь окончательно и сниму.

Суббота. По графику у нас Ольга. Обнюхал себя и удовлетворенно снял марлю с Мерилин. Она одобрила.

Ольга была немного старше меня. (Я как-то забыл в письме поинтересоваться ее возрастом, но теперь это было неважно). Она жила с родителями и младшим братом. Потому привела меня на квартиру своей тетки, которая уехала к каким-то другим родственникам на пару дней.

Женщиной она оказалась из себя ничего: при бедрах и приличной грудинке. Но прежде, чем допустить до тела, извела разговорами о каких-то высших силах, тайных знаках:

– Понимаешь, возможно, именно сегодня Он вместе с тобой войдет в меня?

Да пусть входит, жалко, что ли. В общем, Ольга верила во всякую мистику. И, что делать, мне пришлось внимать, врубаться в смысл прежде, чем въехать в отлично смазанные врата.

Горело десятка три свечей, бросая блики на стены. На них были расклеены плакаты. С бумаги на нас смотрели какие-то человеко-бесы или бесо-человеки. Где-то скрипнула дверь. По всему телу от пяток до кончика пробежали мурашки. Что я здесь делаю? И сам себе ответил словами Боккаччо: «изгоняю дьявола». Или, наоборот, загоняю?

Ольга что-то шептала. Наверное, «Изыди» или «Прыди». Она была очень серьезной. И до, и во время, и после. Я, кажется, тоже.

Прощаясь, она сказала:

– Странно, но Он не пришел…

Я пожал плечами:

– Может быть, в следующий раз…

Всю дорогу до дома мне казалось, что кто-то идет за мной по пятам. Чуть ли не дышит в шею. Может это Он? Не остался у Ольги. Я что, ему больше приглянулся?

Он, кажется, прошел за мной и сквозь дверь подъезда, и квартиры. Мне это соседство не нравилось. И я врубил на полную мощь свою любимую песню. Мерилин ласкала мой слух:

– I wanna be loved by you, nobody else but you alone…

Когда выключил музыку, то почувствовал, что кроме нас с Мерилин в комнате уже, слава богу, никого нет. И я поцеловал ее, ответно пропев: