Алексей Чадаев - О чём говорится в сказках?

В этом смысле ничего удивительного в том, что Островскому удалось развернуть этот сказочный сюжет в свою романтическую драму. Его Снегурочка – это, разумеется, уже образ из девятнадцатого века – не девочка-"дочка", а юная прекрасная девушка, созданная для любви и парадоксальным образом в ней же и обречённая погибнуть. На это указывают личности родителей – Мороз и Весна. Но, в общем и целом, Снегурочка Островского не так уж сильно и отступает от сюжета сказки – разве что намёки прямее и однозначнее, такие, чтобы и тупой понял: "Люблю и таю", без всей этой сложной древней техники шифрования через "костёр" и "маленькую девочку".

Плюс – интрига в квадрате Снегурочка – Лель – Купава – Мизгирь. А на самом деле – в треугольнике Мороз-Весна-Ярило.

Иначе говоря, все действующие лица деревни берендеев – это пешки в руках Стихий. Демиургов, выясняющих отношения между собой посредством излома людских судеб. Но и не только людских – также и судеб собственных детей.

В сказке таковых – двое.

кто второй? а вот смотрите. Когда Лель ходил и клеился ко всем девкам подряд (и, в частности, к Снегурочке), та его послала, но внутренне сильно напряглась. Он обвинил её в том, что она холодная, бесчувственная и лишённая жизни ледышка – и она, обиженная, пошла к матери просить этих самых чувств. Но, вернувшись от мамы "с чувствами", направила их отнюдь не на Леля, а на Мизгиря – обломав, в частности, подругу Купаву.

Почему не на Леля? Очень просто: она и не могла испытывать к нему никаких чувств. Он, её главный враг – тот, который сломал её внутреннюю защиту от всеуничтожающего "ярильного жара" – и вместе с тем её брат. Сводный. Он – сын Весны от Ярилы. Их духовная борьба – борьба губительной "зимней стужи" бесстрастия, олицетворяемого Снегурочкой, и всеуничтожающего, яростного огня жизни, "посланником" которого выступает Лель. Они оба – особенные, отмеченные, дети богов; именно поэтому Купава не имеет никаких шансов конкурировать со Снегурочкой за Мизгиря, а сама Снегурочка в состоянии устоять перед любым сколь угодно настойчивым "ухажёром", но пасует перед Лелем (который, собственно, не то чтобы уж сильно её и домогался).

Туча со громом сговаривалась:

Ты, гром, греми, а я дождь разолью,

Вспрыснем-ко землю весенним дождём!

То-то цветочки возрадуются.

Выдут девицы за ягодками,

Парни за ними увяжутся.

Лель, мой Лель! Лели-лели, Лель!

Мизгирь и Купава – "обычные", нормальные люди; не случись в их жизни такого тарарама, они были бы наверняка отличной парой. Но битва богов разбросала их так, что судьба каждого теперь навечно сломана: Снегурочка погибла, а Купава, даже неизбежно брошенная после всего Лелем (ну не может он её не бросить, просто по свойствам натуры), никогда не вернётся к Мизгирю.

Что же до самих богов, то их битва осталась за кадром – мы толком не видели шахматистов, видели только их фигуры. Хотя понятно, что Весна когда-то была с Ярилом, и потом ушла от него к Морозу (с позиций которого, в целом, и написан текст). И в свете этого ненависть Ярилы к Снегурочке – это его ненависть к их союзу и его плоду; причём характерно, что оба знают с самого начала об этой ненависти и предупреждают о ней дочь. Непонятно даже, что являлось более желаемой целью для Ярилы – вернуть себе Весну или отомстить ей. Похоже, что второе – ибо Ярило описывается как жестокий, не знающий пощады испепеляющий бог. Соответственно, задача родителей была защитить чадо; и именно этого им сделать не удалось.

В довершение – о некоторой странности, которая сопровождает образ Снегурочки уже в наши дни – я говорю о советских новогодних божествах. Известно, что Дед Мороз появился далеко не сразу после того, как Сталин восстановил новогодний праздник. Он возник как "наш ответ Санта Клаусу" из этой самой русской мифологии, отражённой у Некрасова, Аксакова, Одоевского и того же Островского; как языческое божество холода. Однако в советской версии он оказался лишён той брутальности и жестокости, которую мы знаем по русским сказкам – это добрый рождественский дед, раздающий подарки из мешка. Видимо, за этим же самым – т.е. для очеловечения образа – понадобилась и Снегурочка. Однако тут возникли проблемы родственного порядка – кем она приходится деду? Дочка – как у Островского – почему-то не получилось (видимо, из-за неочевидного давления образа Св.Николая). Поэтому она то "внучка" (в смысле "октябрята-внучата-ильича"), то племянница, то ещё непонятно кто. В общем, приблудная какая-то родственница. Но пролеткульту Снегурочка даже очень удобна – всё-таки соответствующие мероприятия у нас всегда организовывались женщинами, и найти подходящую Снегурочку гораздо легче, чем подходящего Деда.