— Ливерпуль — это самое проклятущее место на земле. Там обитают исключительно гномы, чокнутые и призраки в дождевиках. А вонища — до кишок достанет. Несколько раз в день эти монстры хлебают какое-то месиво и называют его пищей. Никогда не ездите в Ливерпуль. Разве что в поисках места, где можно повеситься. Для этого он сгодится. Он просто создан для этого.
Он достал из внутреннего кармана любительский снимок: блондинка с таким взглядом, словно она боится, как бы фотограф во время работы не стащил столовое серебро.
— My wife. [35] Моя жена (англ.)
— Очень милая.
— Ведьма, каких только поискать, — решительно заявил он, — я с ней света белого не вижу. И ничего не поделаешь, жена есть жена.
Мы молча шагали дальше. Ему ведь все равно ничем не поможешь. Но вот что приводило меня в замешательство: никак он не соответствовал хрестоматийному образу англичанина-патриота, к которому я привык еще со школьной скамьи.
— Вот Амстердам — это прелесть, — романтически восхищался он. — Настоящая северная Венеция.
Этот вывод прозвучал несколько натянуто, будто он подсмотрел его в туристическом проспекте, но тем не менее я кивнул в знак того, что у нас наконец нашлось хоть что-то общее.
— И народ такой приветливый, — продолжал он. — Взять, к примеру, вас! Вы сразу сказали, что моя жена вам понравилась, хотя и слепому видно, что… Ну да ладно — ведь это так мило с вашей стороны. И все люди здесь такие. Я уже третий день в Амстердаме и не встретил ни одного грубияна. Всем тут нравится Лондон. Абсолютно всем. И каждый, я уверен, будет утверждать, что Ливерпуль тоже хороший город. Ах, какое душевное совершенство!
Я потупился, словно девочка, которую похвалили за нарядную обновку. Мы уже подошли к моему дому, и я лихорадочно соображал, как бы с ним распрощаться.
— А вы знаете стишок про Джека Хорнера? — неожиданно спросил он. — Старинный детский стишок, но в нем — весь англичанин.
Маленький Джек Хорнер,
Сел он в уголок,
Уплетает смачно
Рождественский пирог.
Выковырнув сливу,
Съел ее малец,
Рот поплыл в улыбке:
«Джекки — молодец!»
И все мы такие. Давайте посмотрим хотя бы на развитие мировой политики за последнее столетие.
— Мне сюда, — сказал я.
— Что ж, до свидания. Только избегайте Ливерпуля.
Я поселился под Зальцбургом в небольшой деревушке под названием Лофер, затерявшейся в одной из бесчисленных живописных долин, какие часто можно увидеть в австрийских развлекательных фильмах. Куда ни глянь — вершины гор-великанов, укутанные в шелковые накидки облаков, заставляют тебя проникнуться величием сотворенного природой грандиозного полотна и в то же время, как пишут в туристических проспектах, осознать, «насколько малы и беспомощны люди». Похожая картина открывалась и перед Адольфом Гитлером, жившим неподалеку в Берхтесгадене; правда, как вспоминают очевидцы, он не обременял себя подобного рода мыслями, однако же это не избавило его от бесславного конца.
У подножия этих исполинов по-настоящему чувствуешь свою ничтожность. В какой-то мере тут виноват и Хоудфис из Южного района Амстердама, с которым мы столкнулись нос к носу уже через час по прибытии в деревню.
— Нет, послушайте, вот это сюрприз! — просиял он и затряс мою руку так же, как в свое время, наверное, доктор Ливингстон, повстречавший Стэнли. [36] Ливингстон, Давид (1813–1873), Стэнли, Генри Нортон (1841–1904) — известные исследователи Африки
— Привет, Хоудфис, — сказал я, слегка ошеломленный такой сердечностью, ведь у нас в общем-то шапочное знакомство. Иной раз я вижу его в одном из кафе на Калферстраат, а еще знаю, что он несколько лет изучал древние языки, но сейчас занимается рекламой. Приятели по неведомой мне причине зовут его Хаппи, я же так и не пошел дальше Хоудфиса. [37] Хоудфис (goudvis) — золотая рыбка (нидерл.)
— Слушай, я как раз собираюсь выпить чашку кофе. Ты не составишь мне компанию? — спросил я.
— Ну конечно же! — обрадовался он, словно ребенок, которому предложили поехать в большой город на ярмарку.
На столике в кафе стояла подставочка с сухими крендельками.
— Аппетитные какие, — с намеком заметил Хоудфис. — Возьми попробуй.
— Спасибо, с удовольствием, непременно отведаю, — продолжал он все тем же высокопарным слогом. — Покорнейше благодарю.
И тут же с крокодильей жадностью запихнул в рот кренделек.
Прожевав, он с напряженным ожиданием посмотрел на меня и спросил:
Читать дальше