Симон Кармиггелт - Несколько бесполезных соображений

Это слово скоро стало незаменимым. Ибо оказалось, что оно бывает кстати в любой мыслимой ситуации. «Нет, менеера Фредерикса нет на месте, сегодня он всю вторую половину дня занят эпибрацией». В ответ посетитель говорит «а-а» и смиряется, неохотно, но почтительно. Полезно бывает дать непосвященному папку с делом и сказать: «Будьте добры, проэпибрируйте это». В таких случаях лицо, получившее папку, удирает и делает с ней что-то такое, что, по его ощущению, наиболее близко соответствует смыслу этого завораживающего слова. Однажды, — рассказывал чиновник, — мы даже поставили на стол к одному из наших высших начальников коробочку с губкой и написали сопроводительную записку: «Не будете ли Вы так добры лично проэпибрировать дырочки на этой губке?» На следующее утро начальник, интеллигентный человек, имеющий ученую степень, написал на той же записке: «Губку исследовал, все в порядке». Как видите, он поступил осмотрительно. Умолчал о своем неведении, но и не попался на эпибрацию.

Я высказал свое глубочайшее почтение к философским основам этого эксперимента и был уже у двери, когда чиновник окликнул меня:

— Менеер… я, конечно, не претендую, но все-таки это мое изобретение… в общем, нельзя ли взять меня на заметку в смысле какой-нибудь премии или чего-нибудь в таком роде?

— Я выясню.

— А как я узнаю ответ? — спросил он, сгорая от нетерпения.

— Ждите, — сказал я. — Я буду вас эпибрировать.

Симпатичные люди эти Флоодорпы, но, после того как мы с женой просидели у них два часа, я все-таки подумал, что где-нибудь в другом месте было бы веселее. Меня стало грызть жгучее беспокойство. Мне казалось, что именно сегодня вечером во всех винных погребках происходят какие-то особенные вакханалии, а я в это время столь бездарно трачу здесь часы своей и так уж слишком короткой жизни. Серебристый колокольный перезвон поплыл по комнате: настенные часы возвестили, что уже одиннадцать — последнее предупреждение! Если мы еще засидимся, всякая надежда приятно закончить день будет потеряна — везде уже будет закрыто. Надо постараться как можно скорее выбраться куда-нибудь в другое место, но каким образом? Ведь Флоодорпы всегда пресекают попытки ретироваться, восклицая: «Как, вы уже уходите?» — и притаскивая из кухни все новые виды пирогов и печенья.

В полдвенадцатого я придумал выход.

— Нам пора, — сказал я, вставая. — А то опоздаем на поезд.

Жена изумленно посмотрела на меня, но я выразительным взглядом дал ей понять, чтобы она не вмешивалась.

— На поезд? В такое время? — спросила мефрау Флоодорп.

— Да, завтра утром, совсем рано, нам надо быть у нотариуса в Утрехте, — продолжал я врать. — Поэтому лучше подскочить туда сейчас, по крайней мере не опоздаем.

Историю я придумал дурацкую, но правдивые истории тоже иногда бывают дурацкими. Я чуть-чуть опасался, что жена скажет: «Садись и не шути так пошло, не надо нам ни в какой Утрехт», но, к счастью, она держала язык за зубами и тоже встала, озабоченно наморщив лоб.

— Жаль, что пришлось так скоро уходить, — сказал я в прихожей.

И тут я заметил, что Флоодорп тоже надел пальто.

— Что ты делаешь?

— Я отвезу вас на машине на Амстелский вокзал, — сказал он сердечно.

— Не надо… — начал было я, но он такой: уж если делает что-нибудь сердечное, его не остановишь.

Пока он обходил машину, чтобы сесть впереди, жена прошипела:

— Ненормальный, что мы будем делать ночью на вокзале?

— Тише, не мешай… — прошептал я.

Флоодорп сел за руль.

— На двенадцатичасовой? — догадался он. — Это последний поезд.

— Что поделаешь, — сказал я. — По крайней мере завтра не опоздаем.

Получилось это у меня неубедительно. В какой-то мере я чувствовал себя как актер, который правдами и неправдами выбил себе главную роль, но знает, что вся труппа считает его бездарностью. Мы молча ехали по тихим улицам, и вот перед нами возникло в ночи огромное пустое здание Амстелского вокзала, напоминающее дом великана, давно умершего и забывшего перед этим погасить свет.

— Ну, огромное тебе спасибо, — начал я, когда мы вылезли из машины, но он не захотел пожать протянутую мною руку. Как настоящий верный товарищ, он потащился со мной к кассе. Ладно, два билета до Утрехта всегда можно вернуть. Протягивая деньги в окошечко кассы, я сказал, избегая смотреть на жену:

— Ну, дружище, до скорой встречи, тогда снова…

Но он возился у дребезжащего автомата. И вот уже семенит обратно и говорит со своим вялым смешком: