Так он и стоял в подворотне, терзаемый сомнениями, и вдруг в голове у него мелькнула мысль о публичной читальне. Она не так давно открылась у них в городке, и, хотя другие старички уже через неделю после этого знаменательного события рассказывали, что там можно посидеть задаром, у самого Блеекманса до сих пор не хватало смелости посетить ее. Но теперь драгоценная сигара придала ему сил.
«Вот там я ее и выкурю», — решил он и целеустремленно двинулся в путь. Всю дорогу он прикрывал грудь рукой, защищая сигару на случай столкновения с не в меру торопливым встречным прохожим, а когда гардеробщик в читальне велел ему снять верхнюю одежду, он высвободился из своего видавшего виды пальто с величайшей осторожностью.
В читальне и правда были хорошие стулья и приятная температура. Блеекманс взял из шкафа толстую книгу и, удобно усевшись, раскрыл ее. Поскольку это оказался том энциклопедии на букву «Г», он, с трудом по слогам складывая слова, прочитал статью о Гран-Чако, [25] Равнина в центре Южной Америки
подивился на сорок тысяч индейцев, живущих там по берегам рек, и постепенно пришел в достаточно блаженное расположение духа, чтобы приступить к сигаре.
Золотой поясок он срывать не стал. С величайшим тщанием откусил кончик сигары и подул в нее. Потом, желая продлить удовольствие, медленно достал спички.
— Менеер, — услышал он вдруг, — здесь курить запрещается.
Блеекманс покраснел и извинился перед местной блюстительницей порядка. Он снова укрыл сигару в нагрудном кармане, спрятал и спички. Куда теперь? Он еще немного посидел, погруженный в мечты, услышал вдали протяжный вопль паровоза и вдруг вспомнил про зал ожидания на вокзале. Да, конечно, это то, что нужно. Туда тоже пускают задаром.
Именно потому, что он чувствовал себя так неуверенно в читальне — этом прибежище высоколобых, — он не решался сразу встать и уйти. Дочитал до конца о Гран-Чако и стал прогрызаться сквозь биографию кардинала Гранвель, [26] Гранвела, Антуан Перрено де (1517–1586) — накануне Нидерландской буржуазной революции советник испанской наместницы Маргариты Пармской
но, дойдя до Кровавого совета, [27] («Совет о беспорядках» (в народе — Кровавый совет) — чрезвычайный суд, учрежденный герцогом Альбой для расправы с мятежниками
расстроился и захлопнул книгу.
— Разрешите подать вам пальто? — спросил гардеробщик.
— Буду очень благодарен, — ответил старик.
Опасаясь, как бы во время этой процедуры не придавить сигару, Блеекманс положил ее на столик и сунул руки в рукава пальто.
— О, большое вам спасибо, — сказал служитель, — сигара — высший класс. Выкурю ее с толком, на свободе.
И он осторожно сунул сигару во внутренний карман.
Меня послали в одно государственное учреждение за материалом, за которым редакция моей газеты охотилась уже давно. Обойдя пять комнат, не имевших отношения к делу, я наконец оказался у нужного окошка, за которым человек тридцать обоего пола что-то писали, всем своим видом изображая кипучую деятельность.
— Ну да, вы уже не первый раз обращаетесь за этим материалом, не так ли? — сказал чиновник, подошедший, чтобы выслушать мой вопрос. — Что ж, он почти готов. Осталось только эпибрировать. Так что заходите на той неделе…
— Хорошо, — сказал я и отправился восвояси.
Но, идя по коридору, я задумался: что же это за термин такой — эпибрировать? Апробировать, визировать, координировать — такое я слышал, но слово «эпибрировать» было мне совершенно незнакомо. Я представил себе разговор, который сейчас произойдет у меня с моим шефом. «Ну, где же материал?» — «Его еще должны эпибрировать». — «Это еще что такое?» — «Понятия не имею»… Я буду выглядеть дурак дураком. Хотя слишком явно обнаруживать свое невежество всегда неприятно, я после непродолжительной внутренней борьбы вернулся и вошел прямо в зал. Тридцать пишущих все как один отложили в сторону свои административные перья и благожелательно воззрились на меня.
— Да, менеер, что вам угодно? — спросил тот самый чиновник.
— Я хочу узнать, — через силу выговорил я, — вы только что употребили слово «эпибрировать»… Наверное, мой вопрос покажется вам глупым, но что, в сущности, это значит?
Ропот одобрения пробежал по рядам, и тот самый чиновник тоже выглядел немного взволнованным; он схватил меня за руку и произнес:
— Воистину, менеер, это достопримечательная минута.
— Почему?
— Потому что вы спросили, что это значит. А это не значит ничего. Это просто слово. Я сам его придумал. Однажды у нашего окошечка появился надоедливый посетитель, он приставал к нам, чтобы мы поторопились с вопросом, решение которого требовало времени. Я сказал: «Менеер, вы совершенно правы, но дайте нам еще недельку, дело надо эпибрировать». Слово родилось у меня само собой, от полноты душевной. Подействовало оно великолепно: посетитель успокоился и ушел.
Читать дальше