Вуди Аллен: Кара

Когда пришло время уезжать, мне стало грустно, и на обратном пути все мои мысли занимала Эмили.

— Милые, правда же? — спросила Конни по дороге в Манхэттен.

— Очень, — согласился я.

— Папа ведь чудо, правда? Просто потрясный.

— М-м-м.

Честно говоря, мы с ее папой не обменялись и десятью словами.

— А мама прекрасно выглядит. Давно не видела ее в такой форме. Тем более что она после гриппа.

— Она удивительная.

— Мне нравятся ее фотографии и коллажи, — сказала Конни. — Жаль, отец не поощряет ее, он очень старомоден. Он просто не понимает, как можно заниматься искусством. И никогда не понимал.

— Действительно, жаль, — сказал я. — Надеюсь, это не слишком отравляло ей жизнь.

— Еще как отравляло, — ответила Конни. — Ну а Линдсей? Влюбился?

— Она очень мила. Но до тебя ей далеко. Другой класс. По крайней мере на мой вкус.

— Ты меня успокоил, — сказала Конни смеясь и уткнулась мне в щеку. Не мог же я, гнусная тварь, сообщить ей, что хочу снова увидеться с ее фантастической мамашей. Но даже пока я сидел за рулем, мой мозг жужжал и мигал, как ЭВМ, пытаясь состряпать какой-нибудь план, чтобы еще раз встретиться с этой сногсшибательной женщиной. Если бы меня спросили, чего я жду от этой встречи, я бы, честное слово, не знал, что сказать. Но я точно знал, ведя машину сквозь холодную осеннюю ночь, как сейчас надо мной хохочут Фрейд, Софокл и Юджин О'Нил.

В следующие несколько месяцев мне удалось повидаться с Эмили Чейзен не один раз. Обычно это бывали невинные развлечения втроем: мы с Конни встречали ее в городе и отправлялись в музей или на концерт. Пару раз, когда Конни оказывалась занята, я придумывал что-нибудь для Эмили сам. Конни была в восторге: ее мать и ее любовник смогли подружиться. Еще пару раз я ухитрялся подстроить безукоризненно случайную встречу с Эмили, которая совершенно стихийно перетекала в прогулку либо в легкую выпивку. Я с одобрением выслушивал ее творческие замыслы, понимающе смеялся шуткам, и было совершенно ясно, что Эмили по душе мое общество. Мы говорили о музыке, о литературе, о жизни — мои наблюдения никогда не оставляли ее равнодушной. И при этом было совершенно ясно, что она даже отдаленно не видит во мне никого, кроме нового приятеля. А если и видит, то ни за что этого не обнаружит. Да и на что я мог рассчитывать? Я жил с ее дочерью. Благопристойное сожительство в цивилизованном обществе, где соблюдаются определенные табу. В конце концов, что я себе воображал? Что она развратная вамп из немецких фильмов и примется соблазнять любовника собственной дочери? Честно-то говоря, я уверен, что потерял бы всякое уважение к Эмили, признайся она в своих чувствах ко мне или дай хоть малейший повод усомниться в ее недоступности. И все же я совершенно потерял голову. Моя страсть измучила меня, и вопреки всякой логике я молил судьбу ниспослать хоть малюсенький намек на то, что брак Эмили не столь идеален, как кажется, или что, отчаянно сопротивляясь, она все-таки по уши в меня влюбилась. Я даже подумывал о дерзких, агрессивных шагах, но огромные заголовки передовиц в бульварной прессе возникали перед внутренним взором, и я остерегался любых действий.

Я изнывал, мне ужасно хотелось рассказать Конни о своем смятении, открыть ей все и просить у нее помощи, чтобы вместе развязать мучительный узел, но боялся спровоцировать небольшое побоище. И вместо того чтобы проявить мужественную честность, как хорек, вынюхивал хоть что-нибудь, что могло бы рассказать об отношении Эмили ко мне.

— Я водил маму на выставку Матисса, — сообщил я однажды.

— Знаю, — сказала Конни. — Она в восторге.

— Ей повезло в жизни. Она выглядит совершенно счастливой. Удачный брак.

— Да.

Пауза.

— Ну, и… она тебе что-то рассказывала?

— Сказала, что вы потом чудесно поболтали. О ее фотографиях.

— Точно. — Пауза. — А еще? Обо мне? В смысле, я чувствую… Может, я начинаю ей надоедать?

— Да что ты, нет. Она тебя обожает!

— Правда?

— Дэнни проводит все больше времени с отцом, и ты в каком-то смысле заменяешь ей сына.

— Сына? — разочарованно переспросил я.

— Я думаю, маме хотелось бы, чтобы сын так же интересовался ее занятиями, как ты. Чтобы он был ей настоящим другом. И более склонен к размышлениям. Лучше понимал ее творческую натуру. Я думаю, ты для нее играешь именно такую роль.

В тот вечер я в гадком настроении сидел перед телевизором рядом с Конни, а мое тело рвалось с исступленной нежностью прижаться к женщине, которая явно считала меня не более опасным, чем собственный сынок. Или нет? Может, все это только домыслы Конни? Разве Эмили не была бы потрясена, узнай она, что мужчина, который значительно ее младше, находит ее великолепной, сексуальной, привлекательной и мечтает вступить с ней в отношения, мало похожие на родственные? Разве так уж невозможно, чтобы женщина ее лет, в особенности если она не встречает в муже отклика на глубинные потребности ее души, благосклонно отнеслась к пылкому влюбленному? И не придаю ли я с моими мещанскими предрассудками слишком большого значения тому обстоятельству, что живу с ее дочерью? В конце концов, случаются и более невероятные истории. Естественно, среди художественно одаренных натур. Мне необходимо было еще раз все взвесить и покончить с сомнениями, которые уже превратились в одержимость. Еще чуть-чуть, и я бы не выдержал; пришло время либо действовать, либо выкинуть все из головы. Я решил действовать.