Феликс Кривин - Всемирная история в анекдотах

Но Домициан не мог не умереть: об этом позаботилась его жена Домиция, большая любительница сатирической литературы.

На исходе старой эры стало холодать. Ну такая атмосфера — хуже не видать. Просто жуткие примеры, верится с трудом: накануне новой эры — и такой содом!

Сколько раз твердили Цезарь, Александр и Кир, что буквально до зарезу миру нужен мир. Но все так же приходили сообщенья с мест, что, мол, нету мира в мире, есть один зарез.

Митридат за Митридатом — всех не сосчитать. Древний Рим, великий ратай, собирает рать. И, прошедший в ратных спорах древний Крым и Рим, Карфаген, великий город, ждет своих руин.

А которые поплоше, те исподтишка Ганнибала, как галошу, пишут через «к», наблюдая с интересом, кто кого там съест…

Нет того, что до зарезу, есть один зарез.

Но при этом каждый верит где-то в глубине: доживем до нашей эры — и конец войне! Мы очистим атмосферу, кончим вечный бой. Митридатов в нашу эру не возьмем с собой.

А покуда мы невольно угождаем злу и панические войны пишем через «у». Друг на друга грудью лезет римлянин и перс…

Нет того, что до зарезу, есть один зарез.

Каждый поднявшийся на Олимп видит у ног своих вершину Парнаса.

Вавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.

Сократ где-то некстати обронил, что знает лишь то, что ничего не знает. С тех пор каждый неуч и глупец воображает себя чуть ли не Сократом.

Когда Калигула ввел в сенат своего коня, все лошади Рима воспрянули духом.

«Лучшее — это мера», — сказал философ.

«Высшая мера», — уточнил политик.

И до конца своих дней Гомер слепо верил в прозрение своих современников…

Много побед одержал великий Пирр, но в историю вошла лишь одна пиррова победа.

Гунны жили в Азии. Ничего не скажешь, культурная страна. Но, конечно, не по сравнению с Африкой.

Послали гунны в Африку своего человека. Посмотреть как там и что. Возможно, перенять какие-нибудь культурные традиции.

Ходит гунн по Африке, знакомится с культурой. Африку как раз незадолго перед тем посетили вандалы, остались в ней жить, добавили еще и своей культуры. Очень культурная получилась страна.

Познакомился гунн с одним вандалом, стал к нему в гости ходить. Сидят, разговаривают. Вандал говорит:

— Африка — это, конечно, Африка, но Европа — это Европа. Между прочим, Европа — моя историческая родина. А где твоя историческая родина?

Пришлось гунну признаться, что у него нет исторической родины. Обыкновенная есть, а исторической нет.

— Так не бывает, — говорит вандал. — У каждого человека две родины: обыкновенная и историческая. Когда на одной прижмут, уезжаешь на другую. На другой станет тошно — вернешься на первую. Вот я как раз сейчас собираюсь в Европу, на историческую родину. Если хочешь, поехали вместе.

А почему бы и не поехать? Сели, поехали.

Первой европейской страной оказалась Греция. Тоже культурная страна. Но тут как получилось? Кто-то среди бела дня зарезал быка, и греки искали того, кто зарезал, чтобы судить его по своему европейскому обычаю.

— Культурная традиция, — объяснил вандал. — Смотри и набирайся впечатлений.

И тут нашли преступника. Им оказался нож. Положили его на скамью подсудимых, начали судебный процесс.

— Ничего себе традиция! — говорит гунн вандалу. — Выгораживают преступника, наверняка, он сунул кому-то в лапу!

Как приговор зачитали, гунн не выдержал, схватился за нож, перевернул скамью подсудимых.

— Я, — говорит, — вам покажу культурные традиции!

— Ты чего шумишь на чужой исторической родине! — прикрикнул на него вандал. — Езжай на свою, там и шуми, своей не имеешь, так сиди тихо.

— Это я не имею родины? — гунн хотел опять схватиться за нож, но его уже куда-то упрятали. Согласно приговору. — У меня великая родина. Самая великая в мире. Против моей родины ни одна историческая родина не устоит!