В холодильной камере № 5, находящейся на минус втором этаже секретного Института Анабиоза, погас свет. Погас лишь на мгновение, после чего огромный, отделанный кафелем зал с двумя ровными рядами специальных саркофагов, расположенных вдоль стен, осветился вновь. Осветился он мерцающей красной лампочкой, хотя секундой раньше горела обыкновенная, дежурная – пусть и тускловатая, но дающая возможность более качественной записи происходящего в зале на цифровой носитель с помощью вмонтированной под потолком видеокамеры. То, что в камере анабиоза ничего не происходило и происходить не могло, ситуации не меняло. Такова была инструкция. Хотя, именно в то мгновение, на которое зал обесточился, кое-что все-таки произошло. В электронном нутре саркофага № 17 тихо щелкнуло какое-то реле, вследствие чего сработал какой-то механизм, и только что прозрачная, но на глазах запотевающая крышка чьего-то пристанища стала плавно и беззвучно подниматься, одновременно откидываясь в сторону подобно крышке домика проснувшегося морского моллюска. Из саркофага вырвалось облако холодного пара, который мгновенно растворился в окружающей атмосфере обычной комнатной температуры.
Спустя несколько секунд из саркофага послышались негромкие звуки, схожие с ворчанием потревоженного в берлоге медведя, а еще через какое-то время из него показалась чья-то всклокоченная голова. Если бы кто-то сейчас наблюдал с помощью видеокамеры за происходящим в зале № 5, он счел бы, что голова высунувшегося из своего холодного обиталища человека напоминает голову господина Подъельцина Бориса Николаевича, бывшего президента Российской Федерации. Наблюдать, однако, было некому, потому что видеосъемка велась в автоматическом режиме, без присутствия операторов.
Человек натужно закряхтел, как кряхтят люди, производя какое-то значительное физическое усилие, и вскоре над саркофагом возвысился его массивный торс. Свесив с края своего ложа ноги, человек сидел какое-то время, болтая ими в воздухе. При этом он зябко ежился – очевидно, от холода, что подтверждало наличие некоторого количества инея на его седоватых, но густых, изрядно растрепанных волосах. Одет человек был в вытянутую обвисшую майку и застиранные «семейные» трусы.
– Такие, понимаешь, дела... – пробормотал он негромко, характерным скрипучим голосом.
Покрутив головой по сторонам, человек с тем же кряхтеньем неловко соскочил на пол. Потянулся, хрустнув костями, и какое-то время, нахмурив брови, озадаченно озирался, разглядывая свое бывшее лежбище и окружающее его пространство.
– Жрать, понимаешь, хочется, – наконец посетовал он в пустоту и с наслаждением почесал свой выдающийся во всех смыслах живот. Затем его рука переместилась в трусы и азартно что-то там поскребла. Видимо, это вызвало приятные ощущения, потому что физиономия человека приобрела благодушное выражение. – Эй, еб вашу мать, кто-нибудь!
На зов никто не отозвался, что заставило его нахмуриться вновь. Поразмыслив, что сопроводилось почесыванием теперь головы, он решительно двинулся к выходу.
– Еще ответите, суки, за все ответите... Всех вас, дармоедов, к такой-то матери поснимаю, – пробормотал он, изучая не имеющую внутренних запорных рычагов железную дверь. – Обложили, гады... – Он налег на дверь плечом и та неожиданно поддалась. Медленно и плавно, как недавно крышка саркофага, многотонная махина сдвинулась с места...
Раздевалка для рабочих на минус первом этаже представляла собой довольно сложный лабиринт, стены которого состояли из рядов пронумерованных жестяных шкафчиков для одежды. В проходах стояли длинные деревянные лавки.
Тихо переговариваясь, в раздевалку вошли двое в рабочих комбинезонах.
– Черт, достало уже это красное освещение, – выругался один. – Словно в фотографическом ателье, да еще и мигает. Аж глаза режет.
– Ничего, – сказал второй, – нам весь этот бардак только на руку. Иначе разве смогли бы мы вырваться сюда посреди рабочего дня. Вот ведь чертово место, везде эта сраная автоматика понатыкана. Даже в раздевалку не войти, пока смена не закончится. А для посещения сортира изволь карточку на входе отметить, словно денег из банкомата получить пришел. Как в какой-нибудь тюряге будущего из голливудского фильма, мать его...
– И не говори, – подтвердил первый. – Даже дерьмо просто так не скинуть, чтобы это не было зафиксировано в какой-нибудь говеной базе данных. Может даже, по дерьму еще и определяют, что ты жрал… Режимное, мать, предприятие. Поражаюсь, как ты умудрился бутылку сюда протащить.
Читать дальше