Виктор Шендерович - Книги - Все тексты

— Л-ловко мы ее! — Рядовой Парамонов улыбнулся рябоватым лицом — всем сразу. Улыбка вышла виноватой: солдат сам понял бестактность этого «мы».

Григорьев хмыкнул. Хмурый Шапкин внимательно посмотрел на Парамонова.

— Вперед давай, — выразил общую старослужащую мысль эмоциональный Ахмед. — Разговоры. Терпеть ненавижу.

Через полчаса палатка уже лежала за складом, готовая к списанию, а огромную печь дюжие пекари матюками закатили на пригорок и, обложив колеса кирпичами, уселись на пригреве покурить.

Там, где проходила их служба, теперь дожидались своей очереди гнилые доски настила и баки из-под воды.

Покурили. Солнце разогревалось над сопками.

— Значит, так, Ахмед. — Старшина Кузин соскочил с печки и прошелся по двору, разминая суставы. — Ты, значит, рули тут, и чтобы к обеду было чисто.

У стенки склада стояла ржавая койка с матрацем. Кузин лег, укрывшись чьей-то шинелью. Прикрыв веки, он думал о том, что до приказа — считанные дни, а до дембеля — никак не больше месяца; что полковник обещал отпустить первым спецрейсом, и теперь главное, чтобы штабной капитан Крамарь не сунул палки в колеса. С Крамарем он был на ножах еще с осени, когда штабист заказал себе на праздник лососину, а Кузин, на том складе сим-симом сидевший, не дал. Не из принципа не дал, а просто — не было уже в природе той лососины: до капитана на складе рыбачили прапора, а прапоров Кузину обижать было никак нельзя…

Между тем у палатки что-то происходило. Приподнявшись, старшина увидел, как хлопает себя по ляжкам Длинный, как застыл с доской в руках Парамонов. Невдалеке сидел на корточках Григорьев, а рядом гоготал Ахмед.

— Гей, Игорь, давай сюда! — Ахмед смеялся, и лицо его светилось радостью бытия. — Скажи Яну — у нас обед мясо будет!

Влажная земля под настилом была источена мышами, и тут же отвесно вниз уходила шахта крысиного хода. Парамонов отложил доску: события такого масштаба редко случались за металлической калиткой хлебозавода.

Личный состав собрался на военный совет. Район предстоящих действий подвергся разведке палкой, но до крысы добраться не удалось.

— М-может, нет ее там? — В голосе Парамонова звучали тревожные нотки; это была тревога за общее дело.

— Куда на хер денется! — отрезал Григорьев. Помолчали. Длинный поднял вверх грязный палец.

— Ахмед! Я придумал…

Ахмед не поверил и посмотрел на Длинного как бы свысока. Длинный сиял.

— Ребята! Надо залить ее водой!

Генералитет оживился. Шапкин просветлел, Кузин самолично похлопал Длинного по плечу, а Ахмед восхищенно выругался. Мат в его устах звучал заклинанием: смысла произносимого он не понимал, как научили, так и говорил.

Парамонов побежал за водой, следом заторопился Длинный.

Из-под ящика выскочила мышка, заметалась пинг-понговым шариком и была затоптана. В этот самый момент на территорию дивизионного хлебозавода вступил начальник оного лейтенант Плещеев. Лицо его, раз и навсегда сложившись в брезгливую гримасу, ничего более с тех пор не выражало.

— Вот, товарищ лейтенант. Крыса, — уточнил старшина, и в голосе его прозвучала озабоченность проникшим на территорию части антисанитарным элементом. Круг раздвинулся и Плещеев присел на корточки перед дырой. Посидев так с полминуты, он оглядел присутствующих, и стало ясно, что против крысы теперь не только количество, но и качество.

— Несите воду, — приказал лейтенант.

— Послали уже, — бестактно ляпнул Шапкин. Из-за угла показалась нескладная фигура рядового Парамонова. Руку его оттягивало ведро.

— Быстрее давай, Парамон гребаный! — Ахмеда захлестывал азарт. Лейтенанта здесь никто давно не стеснялся. Парамонов ковылял, виновато улыбаясь; у самого финиша его обошел с полупустым ведром Длинный.

— Хитер ты, парень. — отметил внимательный старшина.

— Так я чего, Игорь? Ведь хватит воды-то. Не хватит — еще принесу.

— Ладно. Давай мухой за пустыми…

Кузину было не до Длинного — надо было организовывать засаду.

Минуту спустя Парамонов начал затапливать крысиное метро.

Крыса уже давно чувствовала беду и не ждала ничего хорошего от света, проникшего в ее ходы. Когда свет обрушился на нее водой, крыса поняла, что наверху враг — и ринулась ему навстречу, потому что ничего и никогда не боялась.

Крик торжества потряс территорию хлебозавода.

Огромная крыса, оскалившись, сидела на дне высокой металлической посудины — мокрая, сильная, обреченная. На крик из палатки, вытирая руки об уже коричневую бельевую рубашку, вышел повар, рядовой Лаукштейн. Постоял и, не сказав ни слова, нырнул обратно.