— Петрович, нас ведь никто проверять не приходил?
— И не придет никто. Вот я проверяю и я раздаю. Я вижу — Лёха Кент наш мужик. И я из этого ящика вынимаю и даю ему бутылку. Пей, Лёха. Ты — наш. И Клим — наш. Хоть и поздно встал, но успел он — вон его балкон, смотри. А кто не успел — тот, значит, бутылку не получит. Зачем мне поить тех, кто не наш?
Лёха поморгал молча. Логика в рассуждениях Петровича была. Действительно, зачем поить тех, кто не наш? Но все же…
— Петрович, так это ты придумал?
— А кому еще? Приходил вчера хозяин хозмага, плакался. Кризис, понимаешь, строители перестали закупаться. А он, хозяин, он — местный. Наш он. И вот смотри, что получилось: хозмагу мы выручку дали — это раз.
Петрович загнул палец.
— Теперь, глянь на дом: дом освежили — это два.
Второй палец оказался прижат к мясистой ладони.
— Дальше, думай: мы же теперь знаем, кто наш, а кто — нет. И это — три. А четыре — это вот это пиво, и портвей, и водка, если нам этого не хватит. Хозяин поставил, как и договаривались. И что мы имеем? Смотри, смотри!
Петрович показал Лёхе четыре прижатых пальца и пятый, большой, отставленный вверх.
— Ну?
— Ох, Петрович… Ну, ты умен, блин. Во!
И Лёха Кент тоже выставил вверх большой палец.
Петрович экспериментирует
— Скажи мне, Лёха, как ты понимаешь, что нас объединяет? — Петрович был суров и задумчив. Вчера он разговаривал с опустившимся пенсионером-политологом, и теперь его ела и глодала мысль, что было непривычно.
— Ну, — задумался Лёха Кент, чеша правой рукой в затылке и подняв глаза к небу. Вернее не к небу, а к густой листве тополей, за которыми не только неба видно не было, но и солнце пробиться не могло.
— Говори, говори, — Петрович ждал ответа, ему это было не просто интересно, а необходимо. Мысль требовала развития.
— Пиво? — неуверенно спросил-ответил Лёха Кент.
— М-м-м… Пиво… Это интересная мысль. Но тогда почему нас так мало? Ты видишь вокруг других? Кто вышел с нами вместе в парк, чтобы вечером после работы выпить пива? Никто? Почему? Неужели они не любят пиво?
— Э-э-э…, - Лёха наморщил лоб, пытаясь переварить слишком много слов и смыслов сразу.
— Вот смотри, смотри на наш дом, — они оба повернули головы. — Видишь, мы все в субботу красили. Мы были вместе. А почему? Что объединило нас, тех, кто красил?
— Ну, так… Пиво! — уже уверенней сказал Лёха.
— Разве? Ты знал о пиве? Нет? Но ты красил. И сосед твой красил. И соседка — красила. Почему?
— Потому что ты сказал!
— А-а-а…, - Петрович задумался. В этом что-то было. Да, он сказал, он придумал — и все объединились и стали красить. Но неужели объединяет людей он, Петрович?
Они с Лёхой синхронно подняли полуторалитровые пластиковые «сиськи» и сделали по несколько глотков пива. Пиво было холодным.
— Все же, Лёха, ты не прав. Да, я тоже был фактором объединения, но где те люди сегодня? И объединились ли они сами?
— Да ты заставил!
— О! Я заставил… Это как на демонстрацию согнать народ. Вроде все и вместе, но не едины. А когда мы едины мы — что? — строго спросил Петрович.
— Когда мы едины — мы непобедимы! Венсеремос, венсеремос! — запел Лёха и тут же замолк, запивая внезапно пробившееся творческое начало очередной пивной порцией.
— Молодец! — поддержал его Петрович и снова тяжело задумался.
Легкий ветерок шелестел листьями над головой и гонял какие-то фантики вокруг урны. На лавочках в сквере не было никого — народ только что вернулся с работы домой. И только двое старых знакомых попивали пиво, сидя на ближайшей к дороге скамейке на чугунных ножках.
— Лёха, а у тебя краска осталась? — вдруг спросил Петрович.
— Белая? Полбанки!
— Тащи!
— Нафиг?
— Тащи, будем делать эксперимент! — глаза Петровича сверкали. Мысль нашла свое решение и теперь требовалось проверить его экспериментальным путем.
Еще через пять минут они стояли во дворе своего дома, и Петрович старательно вел кистью толстую белую линию.
— И чего это? — удивился Лёха.
— Вот тут — можно. А вот тут — нельзя, — и Петрович написал: «Машины не ставить».
— Ну, ничего себе. Ты прям гаишник, Петрович!
— Не ругайся на меня нехорошим словом. Вот — двор напополам. Что будет?
…
Ночью Петрович вышел во двор. Пара автомобилей залезли капотами за линию. Остальные тесно сгрудились на половине двора. Некоторые заняли даже аллею в парке. Петрович вздохнул — но эксперимент есть эксперимент. Той же кистью он провел линию по капотам тех двух, что залезли за черту, подсунул под щетки заготовленные заранее записки: «В следующий раз — отпилим».
Читать дальше