Георгий Марчик - Наследник фаворитки

Зато мать испугалась до обморока. Алик снисходительно объяснил ей:

— Какой же он, скажите на милость, жестянщик? Тоже выдумал такое, чудак. Он рабочий металлического завода, очень даже симпатичный мужчина.

Но дело было сделано — мать потеряла покой и стала чинить разные явные и тайные препятствия его дружбе с Галей.

А у Гали его встречали лучше не надо — душевно и уважительно. Галка, открывая дверь, зацветала, как вешняя яблонька. Они вместе учили уроки. Она играла для него на пианино. Ах как она хорошо играла!.. Случалось, они играли и в четыре руки. У Алика сердце отогревалось в этом доме.

Мать по-разному пробовала отвадить его от Гали — только ничего у нее не выходило. Какое-то время не выходило. Потом она подобрала-таки ключи к этой крепости.

В один прекрасный день, зная о его нетерпеливой мечте — стереомагнитофоне «Грюндиг», она пообещала купить его. Но только, разумеется, при одном условии… Алик, конечно, возмутился и отказался.

Мать не настаивала, лишь сказала, пожав плечами:

— Я не спешу. Подумай.

Ее коварное предложение змейкой-искусительницей вползло в душу. Как он мучился, противоборствуя соблазну. И однажды придумал отличный выход. Зачем ему, спрашивается, отказываться от магнитофона? Ведь можно сделать вид, что он согласен больше не встречаться с Галей, и получить «Грюндиг».

— Я подумал, мама, и решил, — кротко сказал Алик. — Покупай магнитофон…

Мать потребовала расписку. Алик закапризничал, но выхода не было, и он махнул рукой — расписка так расписка, ведь Галя все равно ничего не узнает…

Прошло несколько дней. Алик старательно избегал девушку. Ведь он просто решил выждать, а все равно почему-то чувствовал себя вероломным бандитом. Чтобы отвлечься, каждую свободную минуту посвящал «Грюндигу». Какая это все-таки оказалась чудесная машина!

Алик вознамерился вернуть матери «Грюндиг», гордо порвать расписку и избавиться от гнета угрызений совести, но только не сейчас, а спустя какое-то время. Жаль было вот так сразу расставаться с новеньким магнитофоном, ставшим его гордостью и страстью.

Впрочем, и Галя не искала с ним встреч, а казалось, тоже старательно избегала их. Ну что ж. Чем хуже, тем лучше. Это помогло ему преодолеть в себе тревожное и неприятное, словно мокрица за пазухой, чувство вины, уговорить себя, что ничего, собственно, не случилось.

День за днем как-то незаметно угасал его интерес к Гале. Ну, нравилась девочка, потом перестала нравиться. Обычная, в общем-то, история.

Спустя несколько лет он смотрел на эту историю уже совсем другими, трезвыми глазами и не испытывал никаких угрызений совести. Разве что легкую досаду, что потерял не Галю, а словно бы светлую частичку самого себя: «Да, за удачу и счастливую находку надо крепко держаться. Вцепиться зубами и никому не отдавать. Вот как Валька».

Впрочем, может быть, оно и лучше, думал Алик, что они с Галей не вместе. Вряд ли он стал бы ей хорошей парой. Такой уж он непостоянный, переменчивый человек. Всю жизнь его тянет к чему-то новому, неиспытанному. Он не может успокоиться на чем-то одном, мечется, ищет чего-то. А чего ищет, и сам не знает. То ему хочется быть Наполеоном, а то клоуном на арене цирка.

Некогда, разговаривая с ним, Галя замолчала, уставилась в его глаза, словно бы пытаясь проникнуть в самую его суть, сердцевинку его души, и вдруг удивленно спросила:

— Почему ты какой-то не такой, как все? Вот Валька — в нем все определенно.

Алик опешил, словно его неожиданно уличили в чем-то не очень приличном.

— Как все? А разве так уж обязательно быть таким, как все?

Он потом много думал над этими словами Гали: «Почему она так сказала? Что она имела в виду? Ведь было что-то не совсем приятное в ее голосе и взгляде. Неужели я хуже других? Но почему же? Почему?»

«Зря я все-таки не убежал из дому, дал матери уговорить себя», — с запоздалым сожалением думал Алик. Это был уже рослый, с иголочки одетый десятиклассник — истинный денди, с ироничным прищуром голубовато-зеленых глаз.

Стояла поздняя осень. Желтеющие листья деревьев, казалось, тихонько позванивали в золотистых солнечных потоках. В школу он не пошел: не хотелось оправдываться из-за невыученных уроков, выслушивать упреки учителей.

Алик долго бродил по улицам, немного наклоняясь вперед и вытягивая голову, всматривался в лица, вслушивался в разговоры. Ему хотелось понять, что же скрывается за внешней озабоченностью или веселостью незнакомых людей. Наконец устал.