Юлия Климова - Оболтус для бизнес-леди

Маша видела, как он приближается. Видела и думала: «Никто не знает, что я приехала, никто не узнает, что я уехала. Приглашения нет». А почему бы не позволить себе маленькое приключение? Почему бы самой не стать дерзкой? Страшно, но это того стоит. Еще никогда она не решалась на это, еще никогда она настолько не забывала о правилах и нормах…

Маша взяла с панели мобильник и на секунду замерла: можно позвонить Никите, он выйдет и проведет ее в «Пино Гроз»: «Здравствуйте, Лев Аркадьевич, у вас замечательный ресторан, всегда мечтала здесь побывать…» «Никто не знает, что я приехала, никто не узнает, что я уехала…»

Хлопнула дверца, пахнуло табаком, древесиной, чем-то восточным, горячим, опасным, и раздался уверенный голос Егора:

– К тебе поедем или ко мне?

Удивительно, но ей было абсолютно все равно, что подумают знакомые и малознакомые люди. Она целовалась с Никитой, и если сейчас он вновь притянет ее к себе, то… Щеки Оли уже привычно порозовели. Она посмотрела на Льва Аркадьевича, опустила глаза, подняла их, вежливо улыбнулась и сказала:

– Я, пожалуй, поеду. Завтра на работу. Если увидите папу, скажите ему, пожалуйста, что я уехала.

– Я провожу. – Никита резко поднялся и с шумом отодвинул стул.

– Конечно, конечно, – закивал Лев Аркадьевич, – до свидания, Оля. А Никита проводит, обязательно… В наше смутное время обязательно нужно провожать… э-э-э… до свидания, Оля… – Замятин-старший растерянно забегал взглядом по столу, будто надеялся отыскать нужные фразы в тарелках. Пусть едут! Куда угодно! Только вместе! «Да, мои дорогие, мои любимые дети! Поезжайте! Совет вам да любовь!» – Конечно, конечно, – закончил напутственную речь Лев Аркадьевич и тоже покраснел.

Они не разговаривали, пока шли под руку к освещенной арке выхода, не разговаривали, пересекая золотисто-черный холл, и на улице слова оказались совершенно лишними… Теперь они вдвоем. Только вдвоем.

«Опель» послушно вырулил к проезжей части и устремился к Ленинскому проспекту, набирая скорость.

На светофоре Никита взял Олину руку и сжал пальцы.

Она ответила тем же.

– Значит, завтра на работу? – спросил он.

– Да, – ответила она.

Он улыбнулся. Оля этого не увидела – почувствовала и тоже улыбнулась в ответ.

«Я люблю его. Да, я его люблю».

«Где я пропадал столько лет? На кой черт я где-то пропадал столько лет? – Никита сжал ее пальцы еще раз и вернул руку на руль. – Малыш, спасибо тебе».

Наконец-то он чувствовал себя уютно, наконец-то он чувствовал себя самим собой, наконец-то он чувствовал себя дома, наконец-то он точно знал, чего хочет. Ее. Сегодня. Сейчас. И навсегда. Она действительно маленькая трусишка и маленькая зануда. Его трусишка и его зануда. «Никому не отдам».

Наконец-то сердце перестало биться ровно.

Десять лет оно билось ровно и вот теперь сменило ритм.

В квартире было темно, но свет зажигать Оля не стала. Она положила сумку на высокую тумбочку, сняла туфли, но не нашла сил обернуться, посмотреть в глаза Никите, и просто пошла к двери своей комнаты. Меньше всего она думала о том, что папа с Катюшкой скоро могут вернуться… В ее голове, привыкшей к выверенным мыслям, в эту минуту вряд ли можно было отыскать хотя бы тень порядка. «Я люблю его… да, я его люблю», – билось в каждой клеточке тела, а все остальное медленно, но верно рассыпалось в пыль. Все остальное, за исключением шагов за спиной.

Оля остановилась около кровати. Дурацкий страх и смущение все еще не отпускали.

– Это моя комната, – тихо сказала она и вздохнула.

Никита подошел совсем близко и улыбнулся. Коснулся пальцами волос, щеки, подбородка. То же самое проделал губами и заглянул в ее глаза.

– Малыш, мой малыш…

В душе Петра Петровича царила нестерпимая горечь. Его встреча с Любой, такая нежданная и ожидаемая одновременно, оборвалась на ноте болезненного отчаяния. Люба ушла, не простившись. И сумочки на столе не осталось…

– Пап, ну что ты сердишься, ну что ты сердишься! – перебила ход мыслей Катюшка. – Я этого Фантомаса первый раз видела! – Она хихикнула и уронила ключи. – И шампанского я выпила полбокала. – Теперь она развела руками, сморщила нос и икнула. – Кто же виноват, что у Льва Аркадьевича такое алкогольное шампанское? Пап, я больше не буду…

Наклонившись и подняв связку ключей, Петр Петрович хмуро посмотрел на дочь. Хороша, нечего сказать! Но отчитывать ее сейчас, увы, бесполезно – до этих маленьких розовых ушек ничего не долетит!