И вот в тот момент, когда в споре была поставлена последняя точка и все дружно принялись за пиво, ядреный морозный воздух разрезал бодрый старческий голос:
— Пахгру кгхрушшек!
Я вздрогнул и оглянулся: ну конечно же это был он — Степан Богданович Разинин. Великий старик тоже узнал меня и, расплескивая пиво, полез целоваться. Я ограничился рукопожатием. Пошли взаимные расспросы о житье-бытье. Степан Богданович оказался обладателем хотя и небольших размеров, но образцово провяленного леща, так что я присовокупил еще пару кружек, и мы уютно расположились на ящиках из-под «джема клубничного», которые только что оставила компания генерала Топтыгина.
Хочет того читатель или нет, но тут я должен сделать небольшое отступление. Среди тайн двадцатого века, волнующих человечество, как-то: лохнесское чудовище или тунгусский метеорит, — мне лично наиболее загадочной представляется эта: откуда у сограждан берутся вяленые лещи, если в продаже они не появлялись по крайней мере лет десять и, кажется, уже лет шесть как занесены в Красную книгу природы? Автор не может найти сколь-нибудь вразумительного ответа на этот вопрос и целиком полагается в данном случае на компетентность читателей.
Между тем беседа наша со Степаном Богдановичем текла своим чередом. Я выразил удовлетворение его цветущим видом, он же поинтересовался моими успехами на служебном поприще, а так как я уже завершал пятую кружку и посему был склонен к откровенности, то после некоторого колебания выложил свою обиду. На днях в нашем отделе внедрения и распространения освободилось место зама: занимавший этот пост Тигран Айгешатович Тер-Апевтян отравился алкоголем и ушел в поэты-песенники. И что же вы думаете? Вместо того чтобы сразу предоставить эту должность человеку, отдавшему нашему главку как-никак четырнадцать с половиной лучших лет жизни, то есть мне, начальство склонно выдвинуть Пятраса Осиповича Трубадурского, который, по его утверждению, ведет свою родословную от магистра Ливонского ордена, что, однако, не мешает ему быть редким болваном.
Выслушав мои сетования, Степан Богданович глубоко задумался, отхлебнул пива, пожевал плавничок леща, сделал еще один затяжной глоток и, придав стальную строгость своим незабудочным глазам, торжественно спросил:
— А замечали ли вы, уважаемый Иван Петрович, что среди руководителей попадаются дураки?
Я вздрогнул, но вынужден был согласиться.
— Так вот, именно это обстоятельство, — продолжал изобретатель-новатор, — и натолкнуло меня на одно открытие, о котором, помня ваше чуткое ко мне отношение, я готов сообщить, если, конечно, вас не утомила моя докучливая болтовня.
— Ну что вы! — искренне воскликнул я, и этого было достаточно, чтобы поощрить Степана Богдановича на нижеследующий рассказ, который мной слегка адаптирован, ибо свою речь мой гениальный друг излишне уснащал специальными научными терминами, вряд ли понятными большинству читателей.
— Итак, любезный Иван Петрович, — раздумчиво начал Степан Богданович, — вы согласны, что начальниками, случается, бывают дураки и даже, если хотите, олухи царя небесного. Но, уверен, вы не станете отрицать, что среди руководителей встречаются и светлые умы. Более того, ответственные посты занимают люди добрейшие и злые, весельчаки и зануды, балетоманы и болельщики «Спартака», выпускники академий и физкультурных техникумов, старые холостяки и рогоносцы, бархатные баритоны и козлиные дисканты, наконец, высокие и низкие, толстые и тонкие, брюнеты и плешивые. Столь же очевидно и другое: масса людей, обладающих теми же самыми качествами, то есть плешивые и баритоны, болельщики «Спартака» и рогоносцы, зануды и светлые умы и т. д. и т. п. всю свою жизнь занимают рядовые должности и, как ни пыжатся, не могут подняться даже на вторую ступеньку служебной лестницы.
Сопоставив эти два ряда фактов, я пришел к логическому умозаключению: если ни ум, ни темперамент, ни морально-волевые качества характера, ни антропометрические данные не являются доминантой руководителя как такового, то, значит, всех начальников объединяет нечто другое, науке еще неизвестное. И я нашел это неизвестное! После многолетних опытов мне удалось обнаружить у дрозофил-начальников субстрат, которого не было у дрозофил-подчиненных. Я назвал его флогистоном. Возможно, вас удивит, что я выбрал это название, но мне оно показалось наиболее подходящим. Как известно, флогистоном последние алхимики называли несуществующее, как потом выяснилось, вещество, которое, по их заблуждению, наличествует лишь в материалах, способных к горению. К примеру, в дровах оно есть, а в воде нет. Так вот, мне всегда было жалко, что этот красивый термин обречен на полное забвение, ибо, по сути дела, ничего реального ведь он не обозначал. И я решил дать ему новую жизнь, тем более что мой флогистон сродни тому алхимическому. Не зря выражение «горит на работе» характеризует лишь руководящий состав, рядовые же товарищи просто вкалывают…
Читать дальше