Роберт Ладлэм - Дорога в Омаху

— Дерьмо собачье! Но и Броуки Второй не лучше: взял да и ткнул пальцем в меня!

— Думаю, ты неправ, но мы с тобой здесь не для того, чтобы обсуждать все это... Броуки, мне нужен следующий или один из соседних томов. На его корешке должна еще стоять римская цифра «сто двенадцать». Принеси его, а?

Как только директор Всеамериканского бюро по делам индейцев вернулся к металлическим стеллажам, Хаук вырезал извлеченной из кармана опасной бритвой пятнадцать страниц подряд и запихнул их торопливо за пазуху.

— Я никак не могу его разыскать, — послышался голос Броукмайкла.

— Не важно, я уже нашел, что искал.

— Ну и что теперь. Мак?

— А теперь надо набраться терпения, Хизелтайн. Мне потребуется время, много времени — может быть, год или около того: я должен обставить все так, чтобы комар носа не подточил.

— Что ты имеешь в виду?

— Судебное дело, которое я намерен возбудить против правительства Соединенных Штатов, — произнес Хаукинз, доставая из кармана помятую сигару и закуривая ее с помощью зажигалки времен Второй мировой войны. — Ты же, Броуки Первый, жди и наблюдай.

— Боже милостивый, но зачем?.. И брось дымить: курить здесь нельзя!

— Знаешь, Броуки, ты и твой кузен Этелред всегда слишком рабски следовали уставу, а когда тот расходился с жизнью, вы искали подходящую статью где-нибудь еще. Но есть нечто такое, чего не найти ни в уставе, ни в других руководствах, проштудированных вами. Это сидит где-то в тебе, в печенках. Человек интуитивно чувствует, что правильно, а что — нет, что хорошо и что — плохо. Все очень просто: само нутро подсказывает тебе, как поступить.

— Да о чем ты, черт возьми?

— Тебе вдруг приходит внезапно в голову, что надо почитать кое-что и помимо уставов — то, что вовсе не предназначено для тебя. И что хранится в секретных архивах, таких, как вот этот.

— Мак, я ни черта не понимаю!

— Дай мне годик, от силы два, Броуки, и тогда поймешь. Я должен до конца довести свое дело. Чтобы было все по-настоящему честно и справедливо.

С этими словами генерал Маккензи Хаукинз направился между стеллажами к выходу.

«Черт возьми, — сказал он про себя, — теперь-то я всерьез возьмусь за дело! Ждите меня, славные уопотами. Я — ваш!»

Прошел двадцать один месяц, и тем не менее, как оказалось, Повелителя Грома, вождя уопотами, в резервации вовсе не ждали.

Стиснув зубы, сердито сверкая глазами, глава Соединенных Штатов решительно, все убыстряя шаг, направлялся в бронированный отсек подземного комплекса Белого дома. В считанные секунды он обогнал своих спутников. Высокая худощавая фигура была наклонена вперед, словно в лицо президенту дул ураганный ветер. Весь вид его говорил о том, что он спешил на передовые позиции, чтобы лично убедиться в понесенных его войсками потерях и тут же разработать стратегию дальнейших действий по отражению натиска вторгшихся в его владения орд. Было в нем что-то и от Жанны д'Арк, лихорадочно обдумывающей план вылазки из осажденного Орлеана, и от Генриха V, уверенного в своей уже недалекой победе в битве при Азенкуре [6].

Добравшись до ситуационной комнаты, оборудованной в одном из самых нижних этажей Белого дома, он распахнул одну из дверей и шагнул в помещение. Остальные, трусившие рысью чуть позади, ворвались, запыхавшись, внутрь следом за ним.

— Пораскинем-ка мозгами, ребята! — рявкнул он. В ответ воцарилось молчание, нарушенное, впрочем, вскоре высоким дрожащим голосом дамы:

— Я не думаю, что это подходящее место для заседания, господин президент!

— Почему?

— Это же мужской туалет!

— О?.. Но как в таком случае вы здесь оказались?

— Я шла за вами, сэр.

— Вот те на! Произошло небольшое недоразумение. Весьма сожалею. Пойдемте отсюда!

Омываемый боковым светом большой круглый стол отбрасывал неровные блики. На его полированной деревянной поверхности застыли тени сидевших неподвижно людей, чьи недоуменные лица были обращены к тощему человеку в очках, стоявшему за спиной президента перед переносной доской, на которой он начертал цветными мелками многочисленные диаграммы. Подобные наглядные пособия мало что могли дать двум членам команды по кризисным ситуациям, поскольку они не различали цветов. Растерянное выражение на моложавом лице вице-президента — вовсе не внове, поэтому им можно было бы и пренебречь, но с растущим беспокойством председателя Комитета начальников штабов уже нельзя было не считаться.

— Черт возьми, Уошбам, я не... — начал было председатель.