Андрей Кивинов - Три дня без любви

— Все… Я безработный.

В банк его тоже устроила Лерка. После института он перебивался случайными заработками, используя в основном Интернет. Размещал объявления о продаже мелкой бытовой техники по сниженным ценам. Если кто-нибудь что-нибудь заказывал, ехал на «Юнону» — рынок оптовой торговли, — покупал товар и отвозил заказчику. Навар был невелик, рублей пятьсот за поездку плюс сотка за доставку. Если б заказывали каждый день, на жизнь в принципе хватило бы. Правда, без ипотеки. Но хорошо, если за неделю была пара звонков. Лерке эта ситуация стала надоедать. «Ты мужик или мелкий спекулянт? Кто должен быть добытчиком в семье?» Вадик тихо соглашался, но ничего, кроме интернет-спекуляции, предложить не мог. «Но ты же за меня вышла не из-за денег, верно?» Но Лерке было что сказать в ответ. «Ты не путай любовь и необходимость содержать семью!»

Однажды, когда он шарил по Сети в поисках прожиточного минимума, Лерка позвонила из салона и похвасталась, что только что массировала пациента из филиала крупного московского банка. Пациент хоть и не из правления, но словечко замолвить может. «Если договорится — пойдешь в банк!» — тоном, не терпящим возражений, объявила она. Пациент договорился, Лерка отмассировала его качественно. Вадик прошел собеседование, обучение и испытательный срок. Получил собственный кабинетик и стабильный оклад. Через полгода вписался в ипотеку. Тоже с подачи Леркиного пациента. Просто так кредит на жилье не давали даже своим.

Да чтоб он делал без Лерки? Кем бы сейчас был? В лучшем случае курьером и продавцом пластыря в метро. Хоть и с высшим образованием. А она без него не пропала бы. Неприятно, но факт.

Даже Никита как-то обмолвился на эту тему. «Тебе на такую жену молиться надо. Ни хрена сам не сделал, а упакован по полной. И что она в тебе нашла?»

Ни Вадик, ни Лерка глупых разговоров на тему «А за что ж ты меня полюбил?» не заводили. Потому что любовь не нуждается в комментариях.

Вадик упал на тахту и закрыл голову подушкой. Ко всем прочим проблемам добавилась еще одна — где брать деньги для потребительской корзины? Да еще ипотека, оформленная на него. Квартиру банк отберет, если не платить пятнадцать процентов годовых. Во всем мире по три процента отстегивают, а у нас, как при первобытном строе, по пятнадцать-двадцать. Да что ипотека! С голодухи бы не подохнуть. Карточных денег хватит при жесточайшей экономии недели на две. И вряд ли за эти две недели он подыщет что-то новое. В стране кризис, по улицам толпами бродят граждане с табличками на груди «Хлеба и сериалов». Наверное, ему тоже придется рисовать табличку. А то и две. На спину и на грудь. Какое-то время можно посидеть на шее у матери, а потом придется пропадать.

В химии это называется цепная реакция. Когда одна неприятность порождает другую.

Никита присел рядом с другом и положил руку ему на плечо, словно молодой Ленин матери на картине «Мы пойдем другим путем».

— Знаешь, я долгое время думал, что Бенджамин Франклин, изображенный на стодолларовой купюре, это президент Америки. Потому что на всех ихних деньгах нарисованы президенты. А тут мне один не умеющий писать узбек рассказал, что Франклин был изобретателем. Придумал среди прочего громоотвод и современную форму очков. За это его и поместили на сотку. Я проверил — факт!

— Это ты к чему? — вылез из-под подушки Вадик.

— Не ошибается тот, кто ничего не делает.

— И что?..

— Неужели мы, два здоровых, умных мужика, опустим руки, потому что не смогли добиться своего по не зависящим от нас причинам? Не знаю, как ты, но для меня это теперь дело принципа. А то и чести. Это ж кому рассказать?! Баб не найти! Позор на всю Бразилию!

Вадик с опаской посмотрел на одноклассника, вместо бровей у которого над глазами свисали два свежих пластыря.

— Ты хочешь сходить еще раз?!

— Не ты, а мы…

Придя в себя после услышанного, Вадик выдал речь, больше подходящую венесуэльскому лидеру Уго Чавесу, посвященную Америке. С употреблением матерных слов. Суть сводилась к тому, что по его, Никиты, вине случилось столько бед, что впору искать веревку и тяжелый камень. И выбирать мост, благо их в Питере много. Никита выслушал друга с показным спокойствием, словно палач, которому перед казнью исповедуется приговоренный.

— А теперь послушай меня. Да, мы многое потеряли. Соглашусь, это обидно. Но вдвойне, нет, втройне обидней, что мы не получили то, чего хотели! И имеем ли мы моральное право останавливаться на полпути, когда нам нечего больше терять? Мы что, зря потратили столько денег и здоровья? Ради того, чтобы сидеть сейчас здесь и утирать кровавые сопли? Кто мы после этого? Муравьи! Нет, хуже! Мы амебы! Безвольные, бесхребетные амебы!