Аркадий Аверченко - Подходцев и двое других

Шагая по комнате, он беспрестанно натыкался на уложенный чемодан, злобно толкал его ногой и, как дикий зверь, шагал из угла в угол.

– Дело ясное: нельзя основывать свою жизнь только на дружбе. Что главное в жизни? Любовь к женщине, общественное положение, карьера… Все это стояло для меня на втором плане. Ну, вот это и неправильно. А теперь я одинок, свободен, широкая жизнь лежит передо мной. Собственно, чего я ною? Друзей мне не жалко: Клинков прекрасно устроился, Громов тоже, кажется, чувствует себя недурно, пригревшись у сытного домашнего очага… Кого же мне жалко? Себя! Собственно, почему?

На улице послышался звук автомобильного гудка и пыхтение. Прошла минута, и пыхтение послышалось уже на пороге комнаты, будто автомобиль взобрался по лестнице.

Пыхтел Клинков, отчасти от быстрых прыжков по лестнице, отчасти от важности.

– Получил твою записку, – сказал он, обнимая Подходцева. – Это правда, что ты уезжаешь? Куда, голубчик?

– Ко всем чертям, – сурово сказал Подходцев. – Скажи, пожалуйста, зачем ты приехал на автомобиле? Друга своего потопить хочешь?

– Что ты?! Почему?

– Да ежели хозяин моей комнаты увидит, что гости приезжают ко мне на автомобиле, ведь он вдвое будет драть за комнату?!

– Наоборот: он откроет тебе широкий кредит, а кредит, братец ты мой, двигатель торговли и коммерции.

Подходцев саркастически усмехнулся.

– Ты уже и это знаешь?.. Автомобиль собственный?

– Да. По случаю купил. Если ты хочешь, он в любую минуту в твоем распоряжении.

– Спасибо. Когда мне понадобится почистить брюки, я одолжу его у тебя.

– Как так?!

– Возьму немного бензина. По-моему, это единственный для меня способ пользоваться твоим автомобилем.

– Какой у тебя сердитый тон, – прошептал Клинков, отворачивая в сторону опечаленное лицо. – Ты как будто не тот.

– Ах, милый мой, надо же кому-нибудь делаться не тем. Вы оба остались теми… приходится мне меняться.

– Мы теперь оба больше тебя любим, чем ты нас, – с детской улыбкой сказал Клинков. – Мы как раз недавно вспоминали тебя с Громовым и нашли, что ты круто изменился. Ты как будто даже уклоняешься от встреч с нами…

– А что же мне делать?

– Что? А мы как раз проектировали с Громовым: я оставлю дома все свои деньги, Громов всю свою жену, забираем тебя и идем в наш старый притон «Золотой Якорь»; там принимаемся уничтожать шашлыки и знаменитый салат из помидоров. Вино, для экономии, захватим, как прежде, с собой из дому и будем пить, вынимая его тайком из кармана.

– Тссс, ребята! Искусственное удобрение! Это не то. Выпивая это контрабандное вино, ты не забудешь, конечно, о том, что можешь в любую минуту потребовать дюжину французского шампанского; Громов не забудет, что дома ему этот знаменитый салат приготовили бы во сто раз лучше. К чему же эта комедия?

– Подходцев! Как тяжело все то, что ты говоришь!..

– Даром ничто не дается, – усмехнулся Подходцев.

Ты возвеличенный. Я – слабый. Вот меня черти и уносят.

– Пусть они будут прокляты, эти самые мои деньжонки, – заскрежетал зубами Клинков. – Я их сожгу.

– Боже тебя сохрани! На всю жизнь будешь несчастным человеком. Истратить их планомерно – другое дело. Машина эта сколько стоит?

– Автомобиль? Семь тысяч.

– Ну вот, – утешил Подходцев. – Начало-то уж и положено. А там еще пойдет и пойдет…

– Ты куда едешь?

– В этот самый… как его… ну… в Харьков я еду.

– Зачем?

– А там этого… Взялся приводить в порядок библиотеку одного богатого чудака.

– У тебя деньги есть? – заботливо спросил Клинков.

– Немного есть. Рублей 25 могу одолжить, если тебе нужно.

– Ей-Богу, ты стал такой, что мне страшно и предложить тебе.

– А ты не предлагай, – ласково засмеялся Подходцев. – Вот и не будет страшно.

– Принимаешь? – раздался в передней голос Громова. – Ты прости, голубчик, я не один. Жена, узнав, что ты уезжаешь, захотела тоже с тобой проститься.

Действительно, за спиной Громова виднелась жена, прямая, как палка, строгая, с поджатыми губами.

– Ах, вы знаете, мосье Подходцев, я хоть и мало с вами знакома, но Вася вас так любит, так много говорит о вас, что я тоже как будто вас полюбила.

– А обо мне он разве не говорил? – ревниво спросил Клинков, выдвигаясь из глубины комнаты.

– Он говорил и о вас, но вы теперь такой богатый, важный. До вас и рукой не достанешь.

– Да, – сокрушенно сказал Подходцев. – Совсем человек возмечтал о себе. Я уж тут резонился с ним, уговаривал его не делать этого.