Аркадий Аверченко - Подходцев и двое других

Но Громов был уже спокоен, как летняя зеркальная вода на реке. Глаза его сияли по-прежнему, а тихая улыбка застыла, на пухлых губах.

Он почистил рукавом шляпу и благодушно сказал:

– Итак, значит, дорогая Евдокия Антоновна, я пойду к Подходцеву и Клинкову и вернусь поздно вечером. К ужину меня не ждите.

Она вышла из-за вешалки и, цепляясь за его рукав, пролепетала:

– Скажи… ты часто так… будешь уходить?

Глубокая гнетущая печаль покрыла темным крылом лицо Громова.

– О, нет… Это, вероятно, последний раз. Я для них человек конченый – для чего я им? Я бы и сейчас не пошел, если бы Клинков не был сегодня именинником.

Он грустно улыбнулся.

– Каждый год он добросовестно об этом забывал, и каждый год я ему напоминал об этом… Напомню в последний раз.

И через минуту его легкие шаги и печальный свист послышались уже внизу лестницы.

Евдокия Антоновна долго стояла у вешалки, сжав голову руками, будто сдерживая вылезшую из невидимого тюфяка паклю бесцветных волос, и о чем-то напряженно, мучительно думала…

Клинков и Подходцев занимали в гостинице большой угловой номер с двумя кроватями. Квартиру, в которой жили все трое, сейчас же после свадьбы Громова оставили, мотивируя это тем, что в ней «трупиком пахнет».

Причина была несколько иная: просто каждый угол, каждая вещь напоминала о безвозвратно потерянном друге, и эти воспоминания давили обоих друзей, дышали прямо в лицо могильным запахом.

В новой обстановке дышалось легче.

Клинков, дождавшись сумерек, затопил камин и уселся перед ним в кресле, приняв позу самого безнадежного отчаяния. Подходцев, вытянувшись во весь свой длинный рост, лежал на диване.

Беседа, конечно, шла о Громове.

– Но ведь может же он ее бросить? – глядя застывшим взором на красные уголья, пробормотал Клинков.

– Не бросит, – отвечал Подходцев.

– Ради нас даже?

– Не бросит.

– Однако ты же вот разошелся с женой.

– Я – дело другое. А его эта трясина засосет… медленно, но верно. Такой уж он человек.

– Такое у меня настроение, – прошептал Клинков, – что хочется биться головой об стенку.

– Бедная, – вздохнул Подходцев.

– Кто?!

– Стенка.

– Ты всегда так плоско остришь?

– Только для тебя. Кесарево кесарю, как говорил Громов.

– Громовские шутки были во сто раз умнее.

Из полураскрытых по случаю жары дверей послышался голос:

– Раньше вы мне таких приятных вещей не говорили.

– Громушка, милый!! Пришел! Вспомнил о нас?!

– Можете же себе представить, как я вас люблю, если даже радости медового месяца не удержали меня около обожаемой жены.

И столько тоски слышалось в этой легкомысленной фразе, что сердца обоих друзей болезненно сжались.

– А жена твоя, как… – стараясь быть светским, спросил неуклюжий Клинков. – Здорова? Хорошо себя чувствует?

Громов отвечал самым серьезным тоном:

– Благодарствуйте, недурно. Кланялась вам. Может быть, навестите нас?

– Почтем за честь, – вежливо отвечал Подходцев. – Да некогда все, дела, знаете…

– Скажите! А вы чем сейчас заняты?

– Открыл богатое месторождение меди.

– Что вы говорите? Где? Далеко?

– Совсем близко. В голове у Клинкова.

– И много добываешь?

– Не очень. Место сырое, к сожалению. Водянка головы начинается.

Все трое, как воробьи, забывшие о еще громыхающем вдали громе, повеселели и зачирикали, запрыгали по веткам, но новый удар грома, еще более грозный, раздался в этот момент…

Выразился он в довольно тихом стуке в дверь, стуке, в первый момент даже не услышанном за общим смехом.

Так и первое отдаленное погромыхивание грома почти не достигает уха, а потом вдруг усиливается, растет, растет…

– Можно войти?

– Кого там черти принесли?! Войдите!

Небольшого роста, рыжеватый человек с лисьей физиономией, одетый в рыжее платье, с оранжевым галстуком и в ботинках с рыжим верхом вошел в комнату.

Освещенный ярким светом камина, приблизился к трем друзьям и заискивающе сказал:

– Кто здесь Клинков?

– А! Вы, право, можете выбрать по своему вкусу, – с досадой заметил Клинков. – Мы здесь все одинаковые.

– Нет, – не обращая внимания на тон, возразил незнакомец, – может быть, вы все и были одинаковые, но с этого момента один из вас будет резко отличаться от других.

– Кто? – отрывисто спросил Подходцев.

– Господин Клинков.

– Послушайте, – угрюмо пробормотал Подходцев, – если с ним случится что-либо плохое – я вас испорчу; мне теперь все равно…