Аркадий Аверченко - Подходцев и двое других

Долго возился заботливый, но крайне неуклюжий Клинков (с некоторых пор он заменил совсем павшего духом Громова) около девочки, пока не уложил ее в постель.

– Ну, спи, звереныш.

– Послушай, а Богу молиться… Почему ты меня не помолил?

– Ну, молись.

Девочка стала на колени.

– Ну? – обернулась она к нему.

– Что тебе еще?

– Говори же слова. Я ж так же не могу, когда мне не говорят слова.

– Ну, повторяй: «Господи, прости мою маму, Клинкова, Громова и Подходцева…» Они, брат, совсем, кажется, закрутились.

– …«Они, брат, совсем, кажется, закрутились», – благоговейно произнесла девочка.

– Нет, это не надо! Это не для молитвы, а так. Ну, теперь говори: «Спаси их и помилуй».

– А папу? – вдруг спросила Валя, глядя на него сбоку удивленным черным глазом.

– Папу? Ну можно и папу, – решил щедрый Клинков. – Бог его простит, твоего папу,

– Готово? – спросила девочка.

Клинков неуверенно согласился:

– Пожалуй, готово.

– А теперь сказку, – скомандовала Валя, ныряя под одеяло.

– Еще чего! Спи.

– Ну, скажи сказку, ну, пожалуйста.

– Да я все страшные знаю.

– Расскажи страшную!

– Ну, слушай: в одном доме разбойники убили старуху, отрезали ей голову и унесли, а туловище бросили в запертой квартире. Пришли домой, голову съели и легли спать. Вдруг ночью слышат, кто-то ходит по ихней комнате. Зажгли свет: глядь, а это старуха без головы ходит, растопыря руки, и ловит их: «Отдайте, дескать, мою голову»…

Неизвестно, до чего дошла бы эта леденящая кровь история, если бы из соседней комнаты не раздался окрик Подходцева:

– Клинков! Иди, я тебя в Громовых оставлю.

– В каких Громовых?

– Ну в дураках, не все ли равно.

Несмотря на все задирания Подходцева, друзья не парировали его шуток.

Слышались только краткие возгласы: «Тебе сдавать! Тройка! Ты остался!»

Громов предъявил Подходцеву «тройку», состоящую из семерки, восьмерки и короля, и заметил:

– Сколько она у нас уже живет? Вторую неделю?

– Да, – подтвердил Подходцев, рассеянно покрывая короля валетом и принимая семерку с восьмеркой. – Девятый день.

– Первые два дня она тебя с собой брала, когда ездила по делам, а теперь все сама да сама…

– Может, она боится затруднять Подходцева, – задумчиво предположил Громов, набирая из колоды сразу семь карт.

– Не симптоматично ли, – криво усмехнулся Подходцев, – что ты, Громов, как раз в эту минуту остался в дураках.

– Ты предполагаешь, что в эту минуту? – злобно подхватил Клинков. – Я думаю – раньше.

Громов бросил карты на пол и вскочил с места.

– Ну, так я же вам скажу, что вы оба свиньи и самые грязные лицемеры. Как?! Вы меня упорно называете глупцом, упорно смеетесь надо мной… А вы?!! Ты, Подходцев, разве ты не пробродил от семи до девяти часов вечера по нашей улице?!

– Я папиросы покупал!

– Два часа? За это время можно купить целую табачную фабрику!! А Клинков?! Раньше он сравнивал детей с клопами, говорил, что они «заводятся» и что их нужно шпарить кипятком – что заставляет его теперь возиться с девочкой, как нянька? Откуда этот неожиданный прилив любви к детям?!!

– Я всегда любил ухаживать за детьми, – попробовал вставить свое слово Клинков в этот шумный водопад.

– Да! Когда им было больше восемнадцати лет! Разве я не вижу, что Подходцев все смотрит в потолок да свистит какую-то дрянь, а когда она приходит, он расцветает и прыгает около нее, как молодой орангутанг. Разве не заметно, что Клинков, под видом сочувствия к ее горю, то и дело просит «ручку» и фиксирует поцелуй так, что всех тошнит… И вот, оказывается, что вы оба правы, вы в стороне, а я – неудачный ухаживатель, предмет общих насмешек… и… и…

– Выпей воды! – холодно посоветовал Подходцев.

– К черту воду!!

– Мне эта истерика надоела, – сверкнув глазами, заявил Подходцев. – Я сейчас ложусь спать, и, если кто-нибудь еще вздумает оглашать воздух воплями, я заткну тому глотку своим пиджаком.

– Вся эта история чрезвычайно мне не нравится, – заявил вдруг тихо сидевший на своей кровати Клинков. – В воздухе пахнет серой и испорченными отношениями. Эта атмосфера не по мне. Вы как хотите, а я уеду. Сыт я по горло. Завтра сообщу свой адрес, а сегодня – прощайте.

Подходцев язвительно улыбнулся…

– Ага! Опять к дяде?

Клинков, не обращая на эти слова никакого внимания, сказал с озабоченным видом:

– Если девчонка вдруг проснется, пока мать не пришла, и начнет плакать, заткните ей рот мармеладом – у меня тут на шкапу для нее припасена коробка… Заверьте ее, что мать вернется с минуты на минуту. А то терпеть не могу этого визга.