Аркадий Аверченко - Подходцев и двое других

– Врешь ты все, – возразил Подходцев. – Вот Клинков бы не врал. Он был такой правдивый.

– Поди-ка поймай его, правдивого Клинкова. Катит он теперь в вагоне и думает о нас очень плохо.

– Ну, он еще не уехал, вероятно. До поезда сорок минут.

– Едва ли теперь уж вернешь его.

– А почему? Я думаю, успеть можно.

– Попробуй-ка. Я ему, признаться, все деньги отдал. Нет даже на извозчика.

– Пустяки! У нас есть запечатанная бутылка водки и перочинный ножик. Я думаю, извозчик возьмет это вместо денег.

– Так ты бы еще больше возился!! Сидит – размазывает… Заворачивай водку в бумагу – едем.

– Шляпа!! Где моя шляпа?! Вечно ты ее куда-нибудь засунешь!

Извозчик согласился на странную комбинацию с водкой и ножом только тогда, когда попробовал – не вода ли в бутылке.

Извозчик, подгоняемый воплями и стонами двух друзей, летел как вихрь…

Оба друга, как камни, свалились с пролетки и помчались на перрон.

– Что, поезд на Киев еще не ушел? – подлетел Подходцев к начальнику станции.

– Две минуты тому назад ушел.

Подходцев вспылил:

– И черт вас знает, куда вы так всегда торопитесь?! Вам бы только крушения устраивать.

Разочарованные, опечаленные, оба друга с опущенными головами побрели в буфет.

– Выжили человека… Добились…

– Да уж… Скотами были, скотами и останемся. Не могли уберечь эту кристальную душу.

– Слушай! – закричал вдруг Подходцев. – Вот она!!

– Кто?

– Кристальная душа-то! Пожарскую котлету лопает.

Действительно, за буфетным столиком сидел путешественник Клинков и с аппетитом ел вторую порцию котлет.

Подходцев подошел к нему сзади, нежно поцеловал его в крохотную лысину и сказал:

– Хочешь чего-нибудь покушать, Клиночек?

– Хочу! – восторженно сказал Клинков. – Только как же с поездом?

– Уже ушел, брат.

– И куда они торопятся, черт их дери? – пожал плечами Клинков.

– То же самое и я сказал начальнику станции. Тут около вокзала есть ресторан с садиком.

– Знаю, – снисходительно кивнул головой, подтвердил Клинков. – Прекрасное пиво.

Когда все чокнулись, Громов не удержался:

– Серьезно, Клинков, у тебя есть дядя?

– Доподлинно я не уверен, – наморщил брови Клинков. – Может быть, с ним действительно, по словам Подходцева, дают свидание только по пятницам. Чего не знаю – того не знаю… Но дело в том, что у нас в комнате слишком много скопилось электричества. Я и разрядил его, по своему разумению.

– Отныне назначаю вас своим придворным электротехником, – величественно заявил Подходцев.

– А я не прочь тебя поцеловать, – добавил Громов.

Верный себе Клинков подмигнул и цинично захохотал:

– В этом ты сходишься с большинством девушек и дам…

Был уже глубокий вечер, когда Громов, насвистывая наскоро сочиненный для восхождения на лестницу марш, бодро поднимался в общую квартиру, где его с нетерпением ждали Подходцев и Клинков.

Громов уже приближался к площадке третьего этажа, как вдруг слух его поразил чей-то тихий заглушенный плач…

«Ого, – подумал Громов. – В этом доме и плачут… Не подозревал. До сих пор я слышал только смех. Такова жизнь. Плачет ребенок или женщина…»

Плакала женщина.

Громов обнаружил ее на площадке третьего этажа, сидящей на подоконнике – в каракулевой кофточке и меховой шапочке. Лицо было закрыто очень красивыми руками, а плечи вздрагивали.

– Послушайте… – откашлявшись, сказал Громов.

Она отняла руки, обернулась миловидным круглым лицом к Громову и сказала с некоторым упрямством, будто продолжая вслух то, о чем думала:

– Вот пойду сейчас и утоплюсь в реке!

– Ну, что вы! – запротестовал Громов. – Кто же из нашего круга топится в декабре, когда на реке двухаршинный лед… Кто вас обидел?

Она бы, может быть, и не ответила, но Громов с таким общительным товарищеским видом сложил в углу широкого подоконника свои покупки и присел около плачущей, что она, поглядев на него и вытерев глаза крохотным комочком платка, улыбнулась сквозь слезы:

– Муж.

– Это уже хуже. Муж – это не то, что посторонний. Конечно, я не смею расспрашивать вас о подробностях, но если вам нужна моя помощь…

– Никто мне не может помочь, – снова заплакала дама. – Он очень ревнивый. Сегодня приревновал меня безо всякой причины и… выгнал из квартиры.

– А почему же вы тут очутились?

– Да это же моя квартира и есть.

Не вставая, она хлопнула рукой по обитой клеенкой двери, на которой висела карточка: