Игорь Судак: Вышиванка для Маугли

- А скажiть менi, шановний, а чому у нас так багато виходить книжок, а досi ще немає таких, щоб були глибини Толстого чи Достоєвського?

Я стопорнулся и прислушался.

- Ну як це немає? - удивился издатель. – Ось, дивиться, книжка про занепад села. Ось ця про голодомор. А ця про нацiонально-визвольний рух.

- Та нi, - сказал парень. – То не те. Менi потрiбно не про нацiю, а про сенс життя, про проблеми людства та людини. Про неможливiсть заради щастя всiх пролити не те що кров, а навiть - маленьку сльозинку однiєї дитини.

- Нi, таких книжок нема взагалi, - ответил сухо издатель. – Фантастика на другому поверсi.

Юноша вздохнул и пошел дальше. Я бросился за ним.

- Извините, - остановил я его. - А вы львовянин?

- То є так, звичайно, - ответил он мне немного удивленно.

- И вы здесь всегда жили?

- С самого народження.

«Ну, что, Карпуха, - порадовался мысленно я, - запасайся коньяком».

- А почему же вы тогда интересуетесь русской классикой и общечеловеческими проблемами?

- А менi нецiкава українська. Менi соромно за неї. Усi весь час пишуть про знедолену, споплюжену та сплюндровану неньку-Україну та про нацiю, як вищу цiннiсть. А для мене вища цiннiсть – це людина, її особистiсть та її гiднiсть.

Я достал мобильник и стал искать в базе данных Карпуху. Пусть он это сейчас ему сам скажет.

- А ваши родители тоже львовяне?

- Мати так, а батько вiйськовий – iз Тамбова. Вiн менi i прищепив любов до серйозних книжок и розумiння, що коли нацiя понад усе – то iз людини можна виробляти мило та гудзики.

Я сбросил звонок и опустил руку.

- А скажите, - спросил я с последней надеждой, - а среди ваших одноклассников или сокурсников есть такие, чтоб были коренные, местные на несколько поколений, но тоже рассуждали, как вы.

- Ви що! – усмехнулся парень. - Я тут гава-альбiнос. Я дуже перепрошую – я вже поспiшаю.

И он поторопился к выходу.

Я возвращался из Львова на день раньше, сидел в пустом купе и спать мне долго не хотелось. Я впервые подумал, что спор выиграть может оказаться сложнее, чем я думал. Надо у Карпухи спросить - можно ли будет, если что, продлить его еще на месяц. Потом незаметно задремал.

Утром, выйдя из поезда, прямо с перрона набрал Карпуху.

- Продлить на месяц? – переспросил он. – Ишь, чего захотел. А может тебе на полгода продлить? Аж до весны - когда на деревьях нырки распустятся и аркуши появятся. Напоминаю - у тебя осталось десять дней, а потом или приводи нацыка-гуманиста или гони коньяк. (Карпуха засмеялся в трубку). Можешь вместо нацыка доставить мне людоеда-вегетарианца. Или шахида - противника насильственной смерти. Или зрячего крота. Кстати, когда будешь покупать коньяк – бери только со склада, это тебе обойдется дешевле. Всё пока. До пробачення.

Карпуха так не любил украинских националистов, что не упускал возможности поиздеваться даже над их ни в чем не повинной мовой, хотя раньше, насколько я помню, он очень любил петь украинские песни. Ладно, подумал я, я найду ему такого здесь, в Киеве. Поспрашиваю по старым знакомым. Не иголку ведь искать.

Первый, к кому я поехал, был мой давний приятель - художник Серега Потусклов, активный участник оранжевого сумасшествия. Последнее время он много общался с националистами.

- Может ли нацык стать цивилизованным? - переспросил он меня, когда я ему рассказал о споре. - А зачем? Он и так цивилизованный.

- А разве могут цивилизованные люди русский язык приравнять к детской порнографии и ото всюду искоренять его, как какой-то сорняк.

- Так сорняк он и есть. Ведь государственный у нас украинский – он объединяет нацию, а единая нация, это как сжатый кулак.

- Погоди, а как же права человека?

Потусклов засмеялся.

- В жизни бывают ситуации, когда права человека нужно нарушать ради его же блага. Например, если я возьму тебя сейчас одной рукой за волосы и изо всех сил ударю коленом в пах, будет ли это нарушением твоих прав?

- Конечно.

- А теперь представь - те же действия, только на Днепре, когда ты тонешь и судорожно вцепился в своего спасителя, топя его самого и мешая ему тебя спасать. Скажи - ради твоего спасения, тебя можно между ног хорошенько двинуть и больно за волосы потянуть? (Это, кстати, чтоб ты знал, совет из «Инструкции по спасению на воде».) Так вот, будет это нарушением твоих прав?

- Нет.

- То-то же, - многозначительно поднял указательный палец художник. Его палец был цветной, весь в пятнах акварели и гуаши, но заметно преобладал коричневый. – Вот так и с русским языком.