Виктор Коклюшкин - Убойная реприза

Икс Игрекович смотрел встревоженно, видимо, опасаясь, что слишком глубоко загнал актеров в образы. Эдик мельком поглядывал на заказчика – тот наблюдал происходящее, оценивая, и, судя по всему, оценивая положительно. Удивила меня якобы генеральская родственница – ее актерскую судьбу поломала несчастная любовь, и она, начав говорить о незнакомом человеке, вероятно, вообразила невесть что, и с такой проникновенностью произнесла монолог о верном сердце, которое перестало биться, о светлых очах, которые закрылись, о надежных и ласковых руках, что даже у Эдика увлажнились глаза, а могильщики – их было четверо – еще сильнее ссутулились над своими лопатами.

Удержать Снегирева было уже не в моих силах, я мог ему оторвать рукав пиджака, руку… Он взял с места в карьер: «Смог ли из вас кто отдать незнакомому человеку несколько тысяч долларов?» Все затаились, будто отдать нужно было прямо сейчас. «А он, – указал Снегирев на бледное чело покойного, – смог! Потому что поверил! Вы знаете, что это значит: если в тебя верят? Когда от тебя отворачиваются друзья, тяготятся родственники… Когда ты сам думаешь, что лучше не жить… Идешь по улице и думаешь: хорошо бы, тебя сбила машина. А он, – Снегирев опять указал на покойного, – не побрезговал, не отвернулся, а протянул руку помощи. И вот сейчас, когда его нет, а душа его, я уверен, смотрит на нас (в этом месте я испугался: а вдруг вправду смотрит?!), я хочу еще раз сказать ему: „Спасибо тебе, и пусть твоя жизнь послужит примером для более слабых духом! Придаст им силы достойно, как и ты, пройти по жизни! Прощай, дорогой друг! Не поминай лихом! – лихо закончил Сеня. – И пусть земля тебе будет пухом!“

Победно взглянув на меня и Икс Игрековича, Сеня поцеловал покойного в лоб и в законном праве занял место рядом с сыном усопшего.

Самолюбие… тщеславие, даже на кладбище вы не оставляете человеков.

…Возвращались к воротам с облегчением. Режиссер делал замечания, я услышал, как он говорил якобы эмигрантке: «Вы не стесняйтесь, жалейте себя, и все получится». «С Шекспиром больше не надо, – урезонивал псевдоадмирала, – рабочие подумали, что это фамилия усопшего. Не надо нежелательной путаницы…»

Трепетали по бокам аллеи листья деревьев, грустно стояли памятники… и кресты, как скелеты памятников, посвистывали птицы – им тут раздолье. По неумности своей, мы в детстве с ребятами ездили на Пятницкое кладбище за ольховыми шишками для щеглов. В зоомагазине на Кузнецком много щеглов продавалось, канареек, чижей… У меня были щегол и зеленушка, годом позже решил я их выпустить. Поехали мы с другом Федей в Сокольники – май был, все цвело. Поставил я клетку на полянке, открыл дверцу, щегол выпрыгнул, огляделся и взлетел на дерево, а зеленушка толстая выпрыгнула на зеленую травку, огляделась и – обратно за решетку. А ольховые шишки мы собирали у ограды со стороны железнодорожных путей.

Ресторан ждал нас во всем блеске, но не было жадности в едоках. Учтиво сели за длинные столы. Массовка – на периферии, активные участники – ближе к председательскому месту. Помянули… по очереди вставали и уже более спокойно произносили теплые слова. После третьей рюмки псевдоэмигрант вдруг сказал просто:

– А я бы хотел, чтобы меня так проводили… – Уловив мой взгляд, усмехнулся: – А то соберутся родственнички, при жизни-то ничего общего не было, а тут – все чистенько, как первое свидание! – еще более неожиданно закончил он. И пояснил: – Ну, когда не знаешь еще всех заморочек семейной жизни.

Икс Игрекович засмеялся и, спохватившись, нахмурился.

– А что, правда, хорошо проводили! – подтвердил псевдоадмирал. Он расстегнул мундир и сидел, откинувшись на стуле, любуясь собой. – Я, во всяком случае, доволен!

– А я бы хотела, чтобы пришли все, с кем я училась. У нас такой дружный класс был! – сказала Раиса. – И в институте тоже… хорошие были ребята.

Старенький якобы генерал задремал, а проснувшись, бодро объявил, что с покойным он бы пошел в разведку, и если бы того ранило, отдал свою кровь.

– А какая у вас группа? – спросил якобы эмигрант, вспомнив что-то свое.

– Ты ешь, закусывай, закусывай, – сказала ему его не якобы жена.

– А помнишь, – повернулась Раиса к Эдику, – с нами на «Огни магистрали» ездила Таня? Она сейчас где?..

– Тыс-с! – приложил палец к губам Эдик.

Налимонившийся Сеня, наклонившись к молодой паре, полагая, его не слышно, громко рассказывал анекдот про блондинку. Я было шикнул, но заказчик разрешил: «Пускай, теперь уж…» Эдик не позволил смазать концовку и снарядил молодежь увести артиста. А подумав, удалил и массовку, поманив в коридор на расчет.