Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое

В ушах до сих пор стоит выделенное им слово «СВЯТАЯ». Незабываемое словосочетание – «это была СВЯТАЯ ошибка».

Несмотря на извинение, уже через два дня в Секретариат Союза советских писателей пришло официальное письмо из соответствующих органов. В письме было сказано, что группа молодых советских писателей (поименно) клюнула на антисоветскую провокацию. Всех вызывали в Секретариат и песочили по полной программе. Кроме меня, потому что я еще не был членом Союза... Но с этого момента меня вычеркивали из состава любой туристической поездки в зарубежные страны. Одна моя знакомая девушка состояла в то время в любовных отношениях с серьезным полковником КГБ. Она и шепнула мне, что на меня есть досье с «галочкой». Забегая вперед, скажу, что «галочка» эта окончательно «улетела» лишь в 1989 году...

В 1964 году в Советский Союз приехал великий американский писатель Джон Стейнбек. Он критически относился к военным действиям США во Вьетнаме, был в добрых отношениях с Борисом Николаевичем Полевым и лоялен к нашей стране. Борис Полевой уговорил его встретиться с молодыми писателями и работниками прогрессивного журнала «Юность»

Встреча проходила в небольшом конференц-зале журнала. Мы все встали, когда вошли Борис Полевой и Джон Стейнбек. Стейнбек недавно перенес операцию на глазах и прикрывался руками от направленных на него софитов.

Борис представил гостя как знаменитого писателя и своего друга Джона, сказав, что его с Джоном сближают два фактора: «Ни Джон, ни я не любим две профессии – профессию учителя и профессию полицейского. Мы не любим никого поучать и никого наказывать. Джон ответит на любые вопросы, но постарайтесь уложиться в полтора часа».

После этого слово было предоставлено Джону Стейнбеку. Он сказал: «Я старый волк. Готов ответить на ваши самые серьезные и каверзные вопросы. Набрасывайтесь на меня, молодые волчата».

И «волчата» стали набрасываться, но как-то уж очень ласково и осторожно. Вопросы были общего порядка. Кто-то высказал «острую» мысль, что литература подобна коню, а писатель – наезднику и что задача писателя – либо нахлестывать коня, чтобы он скакал побыстрее, либо – сдерживать его, натягивая поводья, чтобы конь не сбросил самого наездника. Стейнбек молча кивнул головой в знак согласия. Кто-то попросил Стейнбека рассказать о своих встречах с Эрнестом Хемингуэем, что вызвало у него некоторое неудовольствие (у Стейнбека с Хемингуэем были непростые взаимоотношения). И он нехотя, глядя в окно, произнес: «С Хемингуэем мы встречались дважды, и, если память мне не изменяет, обе наши встречи заканчивались спором, кому платить за очередной стакан виски».

Кто-то спросил, должны ли вернуть человеку его права, если он их нарушил.

Стейнбек уточнил: «Водительские права?» Ему ответили, что не только водительские права. Стейнбек снова кивнул головой. Эти наскоки «волчат» продолжались минут двадцать, и вдруг Стейнбек сказал: «Друзья мои! У меня есть молодой друг. Ему двадцать один год. Он даже моложе вас. Он живет в Лос-Анджелесе, а я – в Нью-Йорке. Мы частенько перезваниваемся. Однажды он позвонил мне и спросил: «Джон, это ты?» – «Да, – сказал я, – это я. А это ты, Майкл?» – «Да, – сказал он. – Это я...» Наступило молчание, после которого последовала с его стороны великолепная фраза: «Ты знаешь, Джон, самая лучшая часть диалога – это молчание. Но позволить себе молчать за столь высокую телефонную плату я не имею права. Пока, Джон».

Мы зааплодировали, и Джон Стейнбек произнес: «Мои молодые друзья! Наш почти двадцатиминутный диалог больше напоминает молчание. А позволить себе и дальше молчать за столь высокую плату, какой для меня являются время и возраст, не имею права. Гуд бай!»...

На этом наша встреча с Джоном Стейнбеком закончилась. Мы потом долго сокрушались по поводу того, что не задали ему многих по-настоящему интересных вопросов – размахивали кулаками после драки. Но поздно...

В конце 1966 года судьба предоставила мне еще один, как говорят шахматисты, острейший вариант, которым я не преминул воспользоваться. Вариант этот, как выяснилось впоследствии, мог сопровождаться и жертвами...

Борис Николаевич Полевой пригласил меня в свой кабинет и, к моему полнейшему изумлению, сказал: «Доктор! От Союза писателей готовится представительная поездка во Вьетнам. Не хотите ли поехать с великими в качестве корреспондента журнала «Юность»?»

Я, конечно же, ответил, что поеду с радостью, если меня выпустят. И рассказал ему историю со святой ошибкой, после которой надо мной кружит «галочка» невыездного.