Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое

Неизвестно, кто был следующим и что было потом...

Известно только, что больше всех на этой странной планетке переживали работники отдела подарков из универсального магазина.

Шутка ли?! Склады были завалены эстампами с видами «Соломона», и никто не знал, по какой цене их продавать завтра...

Еще одним местом сборищ молодых и маститых писателей «левого» и «правого» направления был легендарный ЦДЛ. Центральный дом литераторов со знаменитым рестораном в Дубовом зале. В ЦДЛ я попал вскоре после того, как стал своим в «Юности». ЦДЛ находился рядом со зданием журнала, и в него официально впускали только членов Союза писателей и сотрудников редакций и издательств. Впервые меня привел туда художник из нашего журнала Иосиф Оффенгенден. И ЦДЛ стал моим домом, где я обедал, ужинал, играл на бильярде, сражался в шахматных турнирах... Ресторанные официанты, и особенно молодые официантки, относились к нам с плохо скрываемой симпатией, позволяя время от времени питаться «в кредит».

Часто наши посиделки затягивались до полуночи. Кое-кто, перебрав, засыпал прямо за столом. В таких случаях в зале появлялась администратор Эстезия Петровна и дикторским голосом оповещала: «Ресторан закрывается! На воздух, товарищи! Все на воздух!»

Поэты, особенно молодые, читали друг другу свои стихи. И каждый пытался убедить собрата по перу в том, что именно он по-настоящему продолжает традиции Пушкина и Лермонтова. Диспуты переходили в шумные ссоры, иногда заканчивавшиеся драками с кучей нецензурных выражений и оскорблений. Многие стычки происходили на почве разной идеологической направленности. Были истинные патриоты, были ярые комсомольцы, готовые перегрызть горло всяким «евтушенкам» и «вознесенским»... На одном из собраний молодых писателей представитель партийной поэзии с трибуны заявил: «Спасибо родной партии за то, что она очистила поэтический воздух от разных «пастернаков».

После драк и неспортивного поведения дирекция ЦДЛ вывешивала на входе объявления типа «Петрову Петру Петровичу вход в ЦДЛ запрещен».

Василий Аксенов однажды мне сказал: «Арканыч! ЦДЛ – удивительное место! Можно прийти туда голодным, без денег, без бабы, а уйти сытым, с десяткой в кармане и с симпатичной бабой. А можно прийти сытым, с полным карманом денег, с красивой бабой, а уйти голодным, без гроша в кармане и без бабы».

Самое интересное, что сегодня, спустя много лет, с теми, с кем у меня были серьезные идеологические разногласия, – нормальные, добрые отношения. И мы со вздохом констатируем: «Да-а... Хоть мы и ненавидели тогда друг друга, но ЦДЛ был для всех островом свободы».

Ароматом того цэдээльского времени я попытался насытить иронический рассказ «Восстановление вчерашнего черепа по сегодняшнему лицу», написанный во второй половине 70-х...

ÖÄË. Íà ïåðåäíåì ïëàíå Âàñèëèé Àêñåíîâ è Àíäðåé Âîçíåñåíñêèé.

От автора. Желая оградить себя от возможной критики данного ненаучного произведения, автор предупреждает, что сие сочинение есть не что иное, как плод исключительно здорового воображения автора, результат его необузданной фантазии и кропотливых наблюдений. Автор надеется, что у читателей, которые все примут за чистую монету, волосы на голове встанут дыбом. Автор не намерен называть прототипы, но думает, что они сами себя узнают в героях, с которыми им предстоит встретиться сию же минуту.

Что же касается героев, упомянутых ниже, то автор просит принять свои искренние уверения в величайшем к ним уважении.

Байрон появился в Литературном кафе, как и обещал, в 16.30. Тургенев уже ждал его за столиком возле рояля. Увидев Байрона, Тургенев свистнул.

– Привет, старик! – сказал Байрон, усаживаясь напротив Тургенева.

– Ты почему хромаешь? – спросил Тургенев.

– Да загудели этой ночью у Державина, – ответил Байрон. – Гёте приехал из Германии, привез потрясную переводчицу. Ноги от шеи! Ну, взяли четыре по ноль семьдесят пять, и у Гёте еще литр «Мозельского» был... В полпервого Фонвизин завалился из Дома кино с двумя телками и с какой-то певичкой из Франции... Она у него в «Недоросле» снималась...

– Виардо?! – насторожился Тургенев.

– Блондиночка.

– Она, – мрачно произнес Тургенев. – Вот скотина!

– Ну, туда-сюда, – продолжал Байрон. – Гёте насосался и начал танцевать с телками, а я, значит, переводчицу стал утешать этим самым «Мозельским», черт бы его побрал, и так наутешался, что, веришь, не помню, как отрубился. Очнулся в ванне, весь мокрый. Выхожу – уже утро. Державин в сосиску. Я на балкон, а там почему-то лошадь стоит. Хотел оседлать, в стремя не попал, и – с балкона... Хорошо, хоть второй этаж был... А все с «Мозельского»!