Марианна Гончарова - Отдам осла в хорошие руки

После окончания школы Мотю устроили в магазин «Стимул», где за справку, что вы сдали государству тонну травы или свинью, вы могли купить синтетическое японское платье или вельветовые джинсы. В городе всегда знали, кто сдает государству траву, овощи или, например, корову. Потому что эти люди ходили в одинаковых импортных платьях, пальто с ламой или в шубах «Анжелика». Это были жены и дочери секретарей райкомов, исполкомов, работники торговли и другие труженики полей.

И вы знаете, Мотя таки стал миллионером! Нет. Не в «Стимуле», хотя там он неплохо жил и многому научился. Он получил наследство от родственников из Южной Америки. Он быстро уехал. Вместе с Мирочкой. Весь двор за ними плакал.

Вот такие вот люди…

Врать не буду. В Ленина я не стреляла. Это точно. Потому что была такая же близорукая, как эсерка Каплан. В Ленина стрелял однажды на досуге летом мой друг Гарик Кушнир. Он тоже был близорук, но родители заставляли его носить большие очки с толстыми линзами. В этих очках он видел хорошо и мог, если целиться, попасть.

Началось все с того памятного летнего утра, когда Гарик дразнился и довел меня до того, что я быстрым воровским движением содрала с его шеи веревку с ключом от дома и что-то гадкое прошипела ему сначала в одно ухо, потом в другое. Вообще-то я была спокойной, сдержанной девочкой. Не дралась, не ссорилась. И это как меня надо было довести, чтобы я совершила такой отвратительный поступок!

— Ваша Манька наплювала мине в у-ухи и украла мой ключ! — рыдал Гарик моей маме. И пока он рассказывал о моем преступлении в подробностях, я металась в поисках убежища, где можно не только спрятаться от Гарика, но и пересидеть, пока какую-нибудь пакость не совершит моя сестра Таня, и эта пакость не перекроет по качеству мою. Тогда вечером после ужина мы с Танькой будем получать уже вдвоем, уже в коллективе. А квартира на тот момент у нас была маленькая, и свободный угол был один! И кого туда ставить, Таньку или меня? А никого. Потому что я резво неслась к роялю и принималась разучивать «раз-ы, два-ы…». А Танька схватывала любую книгу потолще, утыкалась в нее и демонстративно шевелила губами — читала. Кстати, именно благодаря вот таким вот выволочкам и угрозе стояния в углу я успела за лето разучить всю летнюю программу, а семилетняя Танька прочесть «Алису в Стране чудес», «Волшебника Изумрудного города», «Собор Парижской Богоматери» и «Книгу о вкусной и здоровой пище» с цитатами из Сталина.

Да. Так вот. Удирала я от Гарика.

И убежище было найдено — я спряталась в вестибюле райкома партии. Заскочила я туда и замерла у выцветшего канонического профиля на стене, под которым красными буквами было уточнение, если кто не знает: «Ленин». Гарик меня видел через большие стеклянные двери, но войти, а тем более дать по башке прямо в храме коммунизма он не смел. А я, с виду такая приличная девочка, хитро пританцовывала, помахивала ключом на веревке, подмигивала и показывала Гарику язык, когда в вестибюле никого не было. А когда какой-нибудь коммунист проходил мимо, я чинно стояла и на вопрос, почему я здесь стою, вежливо отвечала, что жду маму, что мне велено ждать тут. Коммунисты поощрительно гладили меня по головке и уходили строить мое счастливое будущее. Утро катилось в полдень, я продолжала маяться в вестибюле райкома партии под старым портретом вождя, Гарик топтался снаружи и терпеливо вожделел возмездия, потряхивая оплеванными ушами. Иногда он прилипал носом к стеклу и, мрачно щурясь, глядел на меня сплющенным о стеклянную дверь, круглым лицом, шепча угрозы и проклятия.

Я затосковала и опечалилась. Хотелось домой. Я должна была уже давно сидеть за роялем, но Гарик стойко дежурил у входа. Как отдать ему ключ и не получить при этом по шее, я не знала. Хорошо все обдумав, я пошла на переговоры. Через стекло я проорала ему, что, мол, я верну ключ, но ты — первое: меня выпускаешь, второе: даешь мне свой самопальный пистолет пострелять (тут Гарик яростно замотал головой), и тогда, продолжала я, (ох, и шантажисткой я была в детстве!) и тогда я никому во дворе не скажу, что видела твою фотографию в трехлетнем возрасте, где ты с локонами и в платье! Быстро выпалив все это, я снова затанцевала, строя рожи. Гарик печально кивнул.

Получив вожделенный пистолет, я решила пару раз стрельнуть, а потом уже побежать домой, просочиться в свою комнату, плюхнуться на стульчик у рояля и сделать вид, как будто я давно и безнадежно копаюсь в «Сонатине» Клементи.