Михаил Жванецкий - Женщины

Мне двадцать три года. Рост сто семьдесят восемь.

Ножки вот. Ручки вот.

Но у меня есть номер.

От метро Арбат по проспекту…

Летом не больше пятнадцати минут.

Я выхожу из метро.

Беленькая, мини в обтяжечку.

Кофточка без лифчика.

На шнурочках.

Туфельки на шпилечках.

Что-то через плечо.

Пучок такой сзади беленький, скромненький.

Сосочки угадываются.

Каблучки высоко ножку держат.

Лицо и колени не дают уснуть.

Сзади сестра Ляжка (Ляля) с моим плащом.

За ней собака Чекушка с поводком.

Весь проспект дуреет.

Напрягается.

Кто был не при деле, стал при деле.

Два «Мерседеса» углом встали.

«Порш» на тротуар полез…

Медведь с плакатом на груди «голосуйте!» открыл пасть, оттуда борода:

– Девушка, я вам бесплатно на банкет…

Троллейбус пассажиров мордой об стекло – «стоп», выходит водила штанги поправить.

Машина с бачками:

– Извините за машину, но куда нужно?

Никуда мне не нужно.

Мне всё это нужно целиком…

Я теперь с толпой перемещаюсь.

Ляжка сзади вспотела.

Мне сели на хвост.

Весь проспект в ноги смотрит.

Надо отсекать хвост.

Надела плащик.

Надо отсекать хвост!

Уж очень жарко дышат.

Хвост отсекается только в метро.

Дверьми.

Плащ с капюшоном.

Дома – пятнадцать записок с телефонами в капюшоне.

И такие глупости: «Давайте поженимся… Хочу от тебя ребёнка… За поцелуй – машину…»

Все обещают.

А в метро ездить не хотят…

А кто не боится, того двумя вагонами отсекаю.

Я пошла в семнадцать лет.

Тик-так. Часики пошли.

Они понимают, что я должна немножко практиковать.

Но мне ничего не надо.

Я артистка.

Я сольный вечер хочу.

А номером – я всегда успею.

– Ты такая маленькая. Ты почему? Ты нагрубила?

– Кому я нагрубила – вам? Ничего вам не будет.

– Как же мне ничего не будет? У меня давление поднялось.

– Не мерайте его. Не надо мерать.

– Как же я могу не мерать? Меня как разобьёт паралич!

– Ничего. Тише будет во дворе.

Она идёт впереди.

Её все боятся.

Она говорит:

– Не делайте этого!..

– Этот клей не выдержит!..

– Здесь плохо стригут!..

– Вы напрасно это сделали!..

– Вы здесь пропадёте!..

– Америка не для вас!..

– Вас там не вылечат!..

– Немедленно переезжайте!..

– Машина ничего, но вы разоритесь на ремонте…

– Уберите ребёнка, ему этого нельзя…

Сзади идёт её муж:

– Не обращайте внимания. Я так живу уже тридцать лет, и ничего.

С Аллой меня связывает что-то давнее.

Мы любим друг друга.

Хотя ни разу не любили.

Наша страна делится на два лагеря: огромный (вся страна) – это те, кто любит Аллу Борисовну, и крохотный – это те, кого она любит.

Я соскучился по женскому правлению.

Я ездил к ней агитировать в начале 90-х – выставить себя в президенты.

– Говори, говори, я слушаю!

Во время путча она была в Одессе, и за нами ходила толпа.

Она лучше, чем певица.

Лучше, чем женщина.

И больше, чем личность.

Попасть под её презрительный взгляд – потерять половину веса и физически, и морально.

Она плохо знает фамилии начальников.

Ей не подходит «гений и человек».

Как говорил мне один олигарх: «Она – большая сила».

Я сказал сыну: «Имей совесть и поступай, как хочешь».

Она такая…

Делает что хочет и не ошибается.

Мужья поют.

Мужья рядом.

Не уходят мужья.

Держатся рядом.

Без обид.

Без лишнего достоинства.

Она передвигается в окружении.

Увидите идущую толпу – внутри Алла Пугачёва.

У меня очень мало таких друзей, на которых можно рассчитывать.

На неё можно рассчитывать.

Смешно вообще говорить о каких-то изъянах.

Достаточно представить нашу жизнь без неё, чтоб сразу успокоиться или удавиться.

Все эпизоды я описал в «Письмах моему отцу».

Ничего для меня нет приятней её звонка: «Поговори со мной: я тупею…»

Тут-то у меня разговор и заканчивается.

Ответственность.

Каким стал Высоцкий.

Как он повзрослел.

Каким стал великим.

Вот я представил, какой будет Алла.

– Ой, – рассказывала акробатка, – что мы только не делали у себя в цирке!

Любовь на роликах.

На лошади…

Он ложится на лошадь, она сверху, а третий гоняет лошадь по манежу.

А на трапециях?!

Раскачивались и попадали друг в друга.