Михаил Маковецкий - Девушки для диктатуры сионизма

Антонио дель Педро с энтузиазмом принялся за дело. Им были приготовлены замечательные сушеные персики. Перед визитом к главному врачу он выпил тридцать миллилитров раствора лактолозы (промышленное название — GERELAX).

За день до этого, по совету главного диетолога, он питался сушеными персиками и черными финиками, специально привезенными из кибуца под Иерихоном. Эффект был потрясающий. На следующий день после сеанса психотерапии в кабинет доктора Лапши уже водили экскурсии в противогазах. Еще через день эксперты какой-то работающей на оборону лаборатории взяли пробы воздуха, и, в результате этого, кабинет главного врача засекретили. Но и после этого пытливые ученые не прекращали своих поисков. Результатом этих исследований была элегантная концепция, которая заинтересовала крупную фармацевтическую фирму «Mopson and Popson». Специалисты фирмы провели перспективный анализ рынка и пришли к выводу, что имеет смысл профинансировать претворение теоретической разработки в практическое воплощение.

Суть идеи была проста и гениальна. Предполагалось в полисахаридную цепь внедрить радикал — NH3. На поздних этапах формирования стула предполагалось, что пойдет бурный процесс разрушения связи радикала — NH3 с полисахаридом и обильное выделение пузырьков газа с формулой NH4. Этот газ, известный под названием ammonia (аммиак), обладает мощнейшим запахом с выразительной палитрой. Аммиак как ключевой компонент стула — это несомненный успех. К сожалению, от начала практической разработки и до клинического применения лекарственного препарата проходит обычно не менее 4–5 лет. Поэтому Антонио Шапиро дель Педро еще долго придется пользоваться сухофруктами перед психотерапевтическими сеансами, которые с ним проводит главный врач. Но после присоединения к сеансу психотерапии обязательного опорожнения желудка в прогулочном дворике в состоянии этого незаурядного ученого отметились значительные подвижки к лучшему.

А ведь до начала лечения состояние этого маститого ученого было таким плохим, что он решил повеситься в туалете нашего отделения. Для этой цели он сделал петлю из простыни и прикрепил её к крюку на потолке. После чего сел последний раз покакать и ещё раз всё взвесить. Встать ему уже не удалось. К счастью, в то время у нас проходил курс лечения изобретатель сверхмощного клея. Испытывая очередную версию своего изобретения, он помазал сверхмощным клеем поверхность унитаза.

Восемь человек при помощи двух отбойных молотков с трудом отделили унитаз с сидящим на нём крупным ученым и отправили всю эту конструкцию, этот нерушимый блок дель Педро и унитаза, в приемный покой больницы общего типа. Направление, написанное главным врачом и сообщавшее, что направляется больной с диагнозом «The buttocks which are taking place in an alien body» (Ягодицы находящиеся в инородном теле), вызвало ненужные пересуды и бурю гнева в среде сексуальных меньшинств, за что главному врачу было справедливо указано вышестоящими инстанциями.

— Если тебя вовремя не остановить, твои воспоминания о покаканном затянуться далеко за полночь, — резюмировал Пятоев историю чудесного исцеления большого ученого, — звони Эвенку, время дорого.

Почему-то Рабинович почувствовал себя этой репликой чрезвычайно оскорбленным. Он надулся и перестал закусывать.

— Истинный актёр не должен терять самообладания не в какой ситуации, — зазвенел полный патетики голос видной деятельницы театра, которая так же была приглашена на день рождения, — Это я обращаюсь к вам медбрат Рабинович. Держите выше свой нос с горбинкой и воспринимайте все как прелюдию к большой любви. Берите пример с меня. Припоминаю, как как-то мне довелось играть в спектакле на революционную тематику. По ходу пьесы классовые враги сбрасывали меня с высокого обрыва в пропасть. На этой оптимистической ноте завершалось первое действие. В яме, символизирующей бездонную пропасть, пьяный механик сцены вместо матов поставил батут. Не могу вам описать выражения лиц классовых врагов, когда я вылетела из пропасти с маузером в руках и криком: «Убью гада!»

Взлетая с батута, я инстинктивно ухватилась за какой-то предмет, который оказался маузером из театрального реквизита. Маузерами мы широко пользовались почти во всех спектаклях классического репертуара, и они валялись у нас где попало.

Подлетая к краю обрыва, с которого меня только что сбросили, я ощутила такой прилив ненависти к механику сцены, что возглас «убью гада!» вырвался у меня совершенно непроизвольно. В дальнейшем я была особо отмечена вторым секретарём обкома партии за замечательную режиссёрскую находку.