Михаил Маковецкий: Белая женщина

Тюрьма «Хермон» — это единственная тюрьма в стране, где проходят полный курс лечения лица, совершившие преступления из-за пристрастия к наркотикам или алкоголю. Так сказать израильский аналог Советского ЛТП. Что любопытно, то здесь же пользуют лиц «страдающих склонностью к насилию в семье». Говоря понятным языком, это те, которые бьют родную супругу смертным боем. По мнению израильских перевоспитателей, это занятие так затягивает,

что самостоятельно от этой пагубного пристрастия избавиться невозможно, и таким людям требуется помощь наркологов в условиях, максимально приближенных к тюремным застенкам. Лечение в «Хермоне» состоит в сеансах психотерапии в разных ее видах, которые не прекращаются с утра до вечера. Далеко не каждый из осужденных выдерживает такую психологическую нагрузку. Многие ничему не могут научиться и раз за разом поддаются на провокации психологов, работников тюрьмы и соратников по борьбе с темными страстями. Именно на такого рода психотерапии сформировался как специалист заведующий подростковым отделением Офакимской психиатрической больницы доктор Керен. Попасть в «Хермон» можно, обратившись с просьбой в Управление тюрем. Причем высокое право быть заключенным тюрьмы «Хермон» заслужить не просто — далеко не все просьбы о тюремном заключении туда удовлетворяются. А вылететь с «Хермона» достаточно легко — для этого достаточно, чтобы сплоченный общим делом коллектив перевоспитателей-психотерапевтов принял судьбоносное решение о безуспешности «лечения тюрьмой». Обмануть тюремных психотерапевтов сложно. У них на вооружении стоит анализ мочи. При обнаружении в моче вернувшегося из отпуска арестанта следов принятых накануне наркотиков провинившийся вылетает из тюрьмы в тот же день. Приговор в таком случае выносят окончательный, и обжалованию он не подлежит.

Однажды, сидя под финиковой пальмой возле спецблока больницы Шар-Минаше, мой соратник по овладеванию тюремными премудростями, Аюб, задал мне вопрос:

— Ты, Михаэль, судя по акценту, из России. Толстого читал, однако.

— Ну, — согласился я, не ожидая ничего хорошего.

— Я тоже читал, но всего не понял. Ты мне объясни. Вот, Пьер Безухое там, он был большим шейхом, и рабов у него было целые деревни. Правильно?

— Ну, — отреагировал я, не чуя подвоха.

— И рабыни в этих деревнях были русские?

— Ну, — не стал спорить я.

— Ну, значит, блондинок там много было?

— Ну, не без этого, — я начинал понимать ход его мысли.

— Так какого же шайтана он там от любви мучился? Вот пёс, с жира бесился! — Возмущению Аюба не было предела. Забыть блондинку Оксану, если она была в экспертном отделении Абарбанля, такой человек, конечно, не мог. И Аюб вспомнил все.

Оксана, с непроизносимой для простого арабского парня фамилией Белобородько, была отловлена хайфской полицией в районе порта в связи с тем, что, будучи одета в вызывающее нижнее белье, пыталась залезть на крышу полицейского участка и при задержании вела себя странно. Была возбуждена и агрессивна, контакту недоступна, и на вопросы отвечать отказалась. В связи с чем её доставили в судебно-психиатрическое отделение Абарбанэля, где она находилась две недели. Там признаков каких-либо психических расстройств у Оксаны обнаружено не было, и она была признана вменяемой. Но общаться с представителями правоохранительных органов она отказывалась. При этом о себе данных она не сообщала, и никаких документов при ней не было. И кроме голословного утверждения, что она Оксана Белобородько, и несвежего нижнего белья, от неё получить ничего не удалось. В результате, до выяснения личности, она была доставлена в тюрьму Тирца, в отделение для задержанных до суда. В этом отделении находится, как правило, человек 30–40. Обычно это были барышни, которые просрочили туристические визы, вступили в конфликтные отношения с законом и были отловлены полицией. Они сидели на нелегальном положении и ждали высылки из страны. Если они не давали своих данных, то есть имени, фамилии и страны проживания, то сидеть они могли долго, так как отправлять их было некуда. Если их личность и страна выяснялись, то полиция за свой счёт оформляла документы, отправляла в страну исхода и заносила их данные в компьютер Министерства внутренних дел в надежде помешать им вновь приехать в Израиль. Так что проблема с Оксаной благополучно разрешилась. Вернуть её в Россию или на Украину было делом техники.

Спрятать Парашютиста тоже несложно. Я сталкивался с тем, что когда кого-то в Израиле ищут, а тот не заинтересован в том, чтобы его нашли, то самое надежное место — это поселения, как писалось в Советской прессе, на оккупированных территориях. Эти поселения расположены в стратегически важных точках, обычно на вершине холмов или на перекрестках дорог. Состоят они из нескольких десятков или сотен двухэтажных домов, расположенных свободно, на больших участках. Поселения эти охраняются, и попасть в них можно, только проехав контрольно-пропускной пункт. Незаметно въехать и выехать оттуда сложно. Дома в поселениях обладали одной особенностью. Они дешево стоили. Двухэтажный дом площадью 180 м 2с большим участком земли в «אופקים» Офакиме — это удел людей состоятельных. Такой же дом в поселении «ליבנה» Ливна, в получасе езды от Офакима, был куплен медсестрой из нашего отделения, муж которой получал рядовую зарплату. Все отделение неделю назад было на новоселье.