Андрей Шляхов - Из морга в дурдом и обратно

Те надели перчатки и по очереди потрогали указательными пальцами края раны.

— Пальцы внутрь не совать, — предупредил доцент. —

Возьмите зонд.

Зонд с другими инструментами лежал на приставном столике. Данилов взял его и ввел в рану; глубина была приличной, чуть ли не двадцать сантиметров.

— Нож с односторонней заточкой, острый, с толстым обухом. Лезвие широкое, не короткое. Можно предположить кухонный нож.

— Можно, — согласился Астраханцев. — А почему нож с односторонней заточкой и толстый обух?

— Так форма у раны клиновидная.

— Прекрасно! Дальше вы представляете — замеряем, затем иссекаем раневой канал, внимательно осматриваем на предмет обнаружения посторонних частиц и не забываем…

Ординаторы молчали.

— Когда закончим с раной, то…

— Пишем заключение? — предположила Ира.

— Продолжаем вскрытие и ищем, нет ли какой другой причины смерти! — всплеснул руками Астраханцев. — А то попадаются любители — констатируют смерть от огнестрельного ранения, а покойник на самом деле умер от инфаркта. А это, согласитесь, большая разница для подсудимого — попала его пуля в живое тело или в уже мертвое, не так ли?

— Вы закончили? — к столу подошли Вера Карловна и брюнетка.

— Да, пойдем к другим.

Астраханцев перешел к соседнему столу.

— Что тут у вас?

— Висельник, — ответил мужчина, орудовавший ножом в брюшной полости. — С шеей я уже закончил.

— Обратите внимание на то, как разрезают кожу, — Астраханцев указал на шею трупа. — А для чего обязательно вырезают кожный лоскут с бороздой?

— Заспиртовать как улику? — предположила Ира.

— Нет, в деле достаточно фотографий и заключения судмедэксперта. Кожу со странгуляционной бороздой отделяют от мягких тканей и просматривают на свет для того, чтобы определиться — покойник был вдет в петлю живым или мертвым. Если борозда прижизненная, то по краям ее вы увидите расширенные и переполненные кровью сосуды, и нередко — мелкие кровоизлияния. Кроме того, фрагменты странгуляционной борозды непременно берут на гистологию. Освежите в памяти эту тему и зарубите себе в памяти, что при повешении странгуляционная борозда всегда-всегда направлена наискось снизу вверх! Кстати, знаете мой любимый вопрос на экзамене?

«Какими могут быть варианты расположения странгуляционной борозды при повешении в невесомости».

— Никакими, — сразу же ответил Данилов. — В невесомости повеситься не удастся.

— Верно. Пойдемте, здесь нам больше делать нечего.

Следуя за доцентом, Данилов и Ира вернулись в его кабинет.

— Перчатки уже можно снять, — улыбнулся Астраханцев. — Урна под раковиной. Есть ли у вас какие вопросы по сегодняшним трупам? Нет? Тогда оставшееся время прошу посвятить самостоятельному освежению в памяти темы поздних трупных изменений. Можете делать это у меня в кабинете — литература в шкафу, — а можете и у себя дома. Завтра рекомендую воздержаться от завтрака, простите мне этот неуклюжий каламбур.

— Почему? — не поняла Ира.

— Чтобы не заблевать секционный зал, — пояснил Астраханцев. — Вот вам ключ, надумаете уходить — отдайте его охраннику. Халаты и пижамы можете оставить в шкафу. Не пропадут.

Данилов с Ирой переглянулись.

— Да мы, наверное, сразу пойдем, — сказал Данилов. — Дома заниматься удобнее, и вас не будем стеснять.

— Как хотите…

— Хороший дядька попался, — сказала Ира на улице, зачем-то оглядываясь на серую четырехэтажную коробку морга.

— Да, не дятел какой-нибудь, — согласился Данилов.

Так, перебрасываясь ничего не значащими фразами, они дошли до метро.

— Ты не думай лишнего, — сказала Ира, обернувшись к Данилову на эскалаторе. — У меня просто было игривое настроение. Захотелось легкого флирта.

— Я и не думаю, — ответил Данилов. — Сам не прочь пофлиртовать, когда настроение хорошее.

— А почему оно плохое? — нахмурилась Ира. — Надеюсь, не из-за меня?

— Конечно, не из-за тебя, — заверил ее Данилов, но дальше тему развивать не стал.

Неожиданно освободившиеся часы совершенно не радовали. И еще — почему-то не хотелось сегодня ехать на работу. Не тянуло.

Внизу ординаторы распрощались — им нужно было в противоположные стороны. Данилов вдруг вспомнил, что целую вечность не был в центре. Захотелось пройтись по бульварам и вообще походить по улицам, просто так, без цели. День выдался самый подходящий: хоть и прохладный, но сухой, солнечный, редкий для поздней московской осени, которой пора уже было переходить в зиму.