Эмиль Брагинский - Берегись автомобиля!

— Вот, вот! — возмутился Дима. — Бандит хотел угнать нашу машину! Он распилил наш собственный капкан! А вы попробуйте достать в Москве волчий капкан. Его ни за какие деньги не купишь!..

— Потише! — посоветовал следователь, и Дима, вспомнив, где он находится, тотчас присмирел.

— А вы хотите привлечь меня! — уже заискивающе закончил Дима. — Хороша законность.

Подберезовиков еще раз поднял глава на Семицветова, и тот умолк.

— Преступник дважды пытался угнать одну и ту же машину… — рассуждал Максим. — Это совпадение не случайно.

— Резонно. Я тоже об этом догадался! — робко съязвил Дима.

— Почему он прицепился именно к вашей машине? — продолжал следователь.

— Вы меня об этом спрашиваете?

— А кого же? — простодушно поинтересовался Максим. — Вы не подозреваете никого из ваших знакомых?

— У нас знакомые, — обиделась Инна, — вполне приличные люди.

Про себя Дима подумал: «Может, действительно орудует кто-нибудь из своих?»

— Вам никто не завидует? — продолжал расспрашивать следователь.

— Чему завидовать? У нас скромное положение. Умеренная зарплата. Мы живем тихо, незаметно…

Подберезовиков нажал кнопку звонка. На вызов в кабинет вошла Таня, как всегда переполненная чувством.

— Таня, запросите поликлиники, не обращался ли кто-либо с характерной травмой ноги! — отдал распоряжение Максим.

— Хорошо! — согласилась Таня, с нескрываемой нежностью глядя в серые подберезовские глаза.

Позвонил телефон. Подберезовиков снял трубку и услыхал добрый голос Деточкина.

— Привет Юрию Ивановичу! — расплылся в улыбке Максим. — Как — не придете? Смотрите, режиссер назначит вам штрафной удар!

На обоих концах провода рассмеялись.

— У меня нога болит, — сообщил Деточкин.

— Тогда вы лучше полежите… Пусть нога отдохнет… Всего вам хорошего… — сказал в ответ Подберезовиков и положил трубку на рычаг.

— У кого нога? — заволновался Дима.

— Это нога у того, у кого надо нога! — раздраженно ответил Максим и невольно сам задумался. Потом отогнал мысль, недостойную дружбы, и попросил Диму:

— Ну что ж! Звоните!

— Когда?

— Когда у вас угонят машину!

Надвигался конец квартала. В районной инспекций Госстраха наступили суматошные дни. Надо было выполнять и перевыполнять квартальный план.

Руководитель инспекции Яков Михайлович Квочкин собрал своих подчиненных на краткий митинг. Он хотел вдохновить сотрудников на последний финишный рывок.

— Я сам пойду по квартирам! — заявил начальник, увлекая агентуру личным примером. — Но этого мало. Посмотрим, не создано ли за последний месяц какое-нибудь новое учреждение?

Посмотрели: создано Управление Художественного Свиста.

Решили: послать туда лучшего агента.

По опыту было известно, что в процессе организационной неразберихи еще неоперившиеся работники не умели оказывать достойного сопротивления мастерам страхового дела.

Слегка прихрамывающий Деточкин направился в УХС.

Художественный свист в течение многих лет находился в состоянии анархии. Никто им не занимался, никто ему не помогал. Артисты свистели кто во что горазд. Теперь этому был положен конец.

Управлению удалось захватить бывший дворянский особняк, расположенный в Дудкином тупике, в самом названии тупика было что-то символическое.

Когда Деточкин входил в особняк, его едва не облили цинковыми белилами. Управление, естественно, начало свою творческую деятельность с перекраски фасада.

Юрий Иванович, припадая на левую ногу, шел по длинному коридору, всматриваясь в таблички. «Высший художественный совет», — было начертано на высоких двухстворчатых дверях, обитых черным коленкором на вате. На двери, обитой дерматином похуже и без звуковой изоляции, красовалась вывеска: «Главный художественный совет». Следующий вход был с матовым стеклом, как в уборных. Чтобы не создавать путаницы, табличка гласила: «Художественный совет». Кроме дверей с названиями, было множество безымянных.

Мимо Деточкина сновали рабочие и уборщицы, они разносили по кабинетам новую мебель. Естественно, нельзя было работать по-новому при старой мебели.

Деточкин растерялся. Он не знал, с кого начать, и, наконец, вошел в первый попавшийся кабинет. Здесь трудился обаятельный Согрешилин. Увидев Юрия Ивановича, он заулыбался, обнял его, повел к кожаному креслу, усадил. Сам Согрешилин пристроился в таком же кресле напротив.