Юрий Бурносов: Год Мудака

Потом, правда, опомнились, и очень скоро. Ведь мудак дохлый — не в пример вреднее мудака живого. Живой мудак может трудиться на благо гражданского населения. Кого на шахту, кого в лес, кого на войну. Очень даже запросто, потому и с чичами помирились в одночасье. Как стали делать: берут мудака, ему в рюкзак взрывчатку — под банки с тушенкой там замаскируют, под мыло — и к чичам. Мудак рад, думает, чичи его цивилизованному сообществу отдадут, бежит себе, а как добежит, куда надо — тут кнопочку нажмут, и нет мудака, а с ним и чичей.

Чичи даром что чичи, быстро поумнели, стали беглых мудаков на всякий случай стрелять. Да оно и ладно — все забава, и мудакам убыль. А там, глядишь, и победили проклятых, и мудаков извели малость.

Сейчас мудаки, кто остался, в основном на подсобных работах шебуршились — мусор там собирать, рыть чего, асфальт класть… В мусорных контейнерах — как в санатории, чистенько, сухо, все пищевые отбросы мудаками изысканы, пущены на корм. Пособие-то мудацкое маленькое, чего на него купишь. Еще не везде мудакам и продадут, кстати.

А кто в лагере, в шахте там или на сельскохозяйственных работах, тем, почитай, что и лучше бывает. Фрязин помнил, как их возили на экскурсию в подмосковную агрофирму. Директор, толстенький приятный человек в белоснежном халате, вел их по свинарникам и телятникам, рассказывал, волнуясь, о привесах и надоях. Потом группу отвезли в поле, показали, как мудаки пропалывают гряды.

— Споро работают, любо-дорого глядеть, — сказал директор. — Попервоначалу норовили то в борозде спрятаться да уснуть, то сожрать что, да мы их быстро отучили, — с этими словами он показал на мужика с кнутом. Мужик сидел на капоте стоявшего возле поля «москвича»-пикапа и курил, посматривая на трудившихся мудаков. — Это наш бригадир, Евсей Андреич. Он им спуску не дает. Поедемте еще кукурузные поля посмотрим, а потом покажем, как у нас мудаки живут.

Мудаки жили хорошо. Это им не в однокомнатной хрущевке вдесятером, как в городах. Просторный барак, солома настелена, чисто… Стекла в окнах, свет даже электрический, хотя на что он им, свет-то, мудакам ведь читать запрещено. У стены — корыто.

— А чем кормите? — поинтересовался старший группы.

— А что от столовой останется, да по домам еще соберем, что кому не надо… Народ у нас добрый, свиньи опять же не у всех, или там коровы… Комбикорм прошлогодний загнил, так мы им из него кашу подрядились варить. Кушают, сукины дети! Только треск. Мы им даже газету читаем, — сообщил, понизив голос, директор.

— Это зачем?

— Жалко все же. Бывало, Евсей Андреич скажет: «Вот отсюдова досюдова чтобы все убрано, и вечером вам „Известия“ будут». И верно — уберут еще до срока, и добавку сделают. А мы уж им спортивные новости почитаем, «Это интересно», «Советы домашнему мастеру», «Со всех концов России»… Любой скотине ласка приятна. Поросю — пузо почесать, а мудаку, надо понимать, газета. К тому же среди них много раньше пописывал… А кто совсем хорошо работает, тому дополнительно кусок брюквы или там даже конфету дадим.

Интересно, куда этого определят. В шахту бы его! Чтоб с фонарем в жопе уголь вырабатывал!

— Так откуда документы, мудацкая рожа? — спросил Фрязин, включив запись.

— Там написано… Вы бы лучше внимательно посмотрели, что я там за визиточки вам показывал, — неожиданно злобно сказал мудак.

Фрязин задумался. А ведь и в самом деле, визиточки-то не посмотрели. Лагутин, мать его ети, сразу стал их мудаку в едало совать, оно бы и правильно, что у мудака могут быть за визиточки, но мудак-то необычный, не видели мы таких мудаков…

— Слушай, — сказал Фрязин напарнику Паше, снова отключив запись. — Поди в комнату отдыха, там такого Лагутина спроси, он пиво пьет. Скажи, Фрязин велел сходить в машину, посмотреть, что там за бумаги на полу валяются. Ну, что он мудаку в ебало сунул.

— Слушаюсь, — сказал Паша и пропал.

Спустя несколько минут он явился в сопровождении Лагутина. Они несли в руках мятые окровавленные бумажки, и Фрязин сразу понял — что-то тут не то. Нечисто тут. Говнецом смердит…

— Слуш-ш… — прошипел Лагутин, и Фрязин поспешно вырубил рекордер. — Ты видал?

— Да что?! Что видал-то?! — вспылил Фрязин.

— М… М-мудак… — Лагутин вроде как утерял дар речи, сронил бумажки на стол. Фрязин схватил первую попавшуюся и похолодел.

— Может, поддельные? — спросил он упавшим голосом. — Может, спиздил где или нашел?

— Такие, брат, на дороге не валяются, — сказал Лагутин, попив воды из стаканчика.