Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)

— Да.

— Хочет деньги?

— Естественно.

— Ой, ой, ой!

— Вот, — сказал лорд Икенхем, — жаль и тебе. Я сообщил Рикки, что деньги — в кармане, и он уже видит стада алчущих и жаждущих супа. Полли я обещал принести деньги завтра в два, она тоже радуется. Трудно будет открыть им правду.

— Может, я позвоню Биллу и Пуфику, пусть вернут?

— Не вернут.

— И я так думаю. Что же делать?

Граф внезапно просиял. Его неутомимый мозг не заставлял ждать долго.

— Знаю! — вскричал он. — Пудинг!

— А?

— Плум-Пудинг. Вся надежда на него. Видимо, ему не понравится, что деньги достались не дочери, а чужому человеку. Да, я его уговорю, при моем-то красноречии! Сыграем снова.

— С Бошемом?

— Что ты! Те, кто играет с Пудингом в «Персидского шаха», больше на это не идут. Нет, не Бошем — Эмсворт.

— Старый гриб? Ну, знаешь!

Лорд Икенхем кивнул:

— Да-да. Он нас поит, кормит, а мы… Я и сам не рад, но что делать? В такие минуты не до чувств. Говорил я тебе, что завтра приедет Валерия?

— Что?

— Хорес сказал, ему верить можно. Значит, уехать надо с утра, в 8.25, а сейчас — добывать деньги. Вопрос не в том, хорошо ли грабить старого доброго человека. О нет, не в том! Я спросил бы: богат он или беден? Он богат. Я иду. Позже загляну к тебе, отчитаюсь.

На втором этаже, у себя мрачный Мартышка долго ждал дядю. Наконец дверь отворилась.

— Ну как? — воскликнул он.

Однако первый же взгляд показал, что дела плохи.

— Ничего хорошего, мой друг, — печально сказал граф.

Мартышка тяжело опустился в кресло, и мы поймем, как он страдал, если заметим, что он не одернул брюки.

— Пудинг не стал играть?

— Что ты, стал! Да, сперва он заартачился, но я его убедил. Он вынул колоду и нежно ее погладил, словно клинок перед боем. Тут вошел Эмсворт.

Мартышка скорбно кивнул:

— Понятно. И отказался.

— Что ты, что ты! Ничуть. История сложная, мой друг. Лучше не мешай мне, а то мы не управимся к обеду.

— С чем?

— С тем, что я задумал. Но сперва я кончу рассказ. Итак, вошел Эмсворт, очень взволнованный. Глаза торчат, пенсне висит… В общем, украли свинью. Пошел к ней после чаю, а ее нет.

— Смотри-ка!

— Я бы нашел для трагедии более уместное слово. Юность бесчувственна. Свинью украли. Эмсворт заподозрил герцога. Я сказал, что герцог сидит у себя с самого ленча. В сад он выйти не мог, на газоне рыщет Бакстер, а он, если помнишь, к столу не вышел. У него что-то с желудком. Так вот, он говорит, что и герцог не выходил. Перед нами — одна из тайн истории вроде Железной маски. Тщетно гадаем мы…

Мартышка покачал головой.

— Не гадаем, — вставил он. — Чихать я на это хотел. Свинья! Ну и черт с ней. Как Пудинг, как этот шах?

— Прости меня, — сказал граф, — мы, старики, многоречивы. Надо было помнить, что тебе безразлична свинья Императрица. Я предложил Эмсворту отвлечься. Пудинг прибавил, что по случайности у него есть колода карт, и они сели к столу.

Лорд Икенхем почтительно помолчал.

— Ах, какая игра! — сказал он. — Какое мастерство! Пудинг играл ради дочери, это его вдохновило. Обычно противнику дают поначалу выиграть, но он отринул условности. Когда они кончили, Эмсворт встал, поблагодарил и выразил радость, что играли не на деньги. С этими словами он и ушел.

— Ой, Господи!

— Да, неприятно. Пудинг говорит, его когда-то укусила овца, сейчас было еще хуже. Минут пять он повторял: «Это надо же!» Однако потом лицо его осветилось изнутри, оно ожило, словно политый цветок. И, оглянувшись, я увидел, что вошел герцог.

— А!

Граф покачал головой:

— При чем тут «а»? Я не скрывал с самого начала, что счастливого конца не будет.

— Герцог не стал играть?

— Что ты заладил? «Не стал», «не стал»… Пудингу не отказывают. Герцог очень обрадовался. Он сказал, что в молодости неплохо играл в эту игру. Они сели за карты…

Граф помолчал. Страсть к обстоятельному рассказу боролась в нем с жалостью. Победила жалость.

— Данстабл не хвастался, — закончил он. — Конечно, Пудинг устал, он был расстроен. Как бы то ни было, за десять минут он потерял триста фунтов.

— Триста фунтов?

— Да.

— Наличными?

— В высшей степени.

— Значит, они у него были! Почему он не дал их дочери?

— А, понимаю! Пудинг — странный человек. Дочь, не дочь, а с выигрышем он не расстанется. Собственно говоря, я могу встать на его точку зрения.

— А я не могу.

— Что поделаешь! Ну, не становись.

— Нет, ты скажи, что нам делать?

— Нам? Залезть к нему, забрать деньги.