Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)

— Да, я не прав, — сказал он, и голос его напоминал писк полупроснувшейся птицы.

— Вот именно.

— Я все запутал.

— Не без того.

— Где Полли? Нам надо повидаться.

— Не советую. Она не в духе. Когда вы собирались уехать?

— Вечерним поездом.

— Правильно. Полли скоро вернется. Тогда купите ей шоколада и пошлите, вложив записку.

— Хорошо, пошлю.

— А уж после этого ищите встречи. Просите, умоляйте.

— Да-да.

— При должном сокрушении все уладится. Она вас любила, значит — может снова полюбить. Я с ней поговорю, похлопочу…

— Спасибо вам большое!

— Не за что. Рад услужить сыну старого друга. До свидания, мой дорогой. Помните — шоколад. Шоколад и сокрушение.

Вероятно, мы обрадуемся, что Мартышка не видел, как дядя его докладывает об этой беседе. Если бы он видел, он бы огорчился.

— Почему вы его ко мне не пустили? — горевала Полли.

— Моя дорогая, все пошло бы насмарку. Ты бы бросилась в его объятия. А сейчас — ест из рук. Прими шоколад как можно холоднее. Пусть твой Рикки побегает, похудеет, сменит власяницу-другую — вот тогда ты его простишь. Мужчинам такого типа нельзя давать поблажки.

Полли нахмурилась:

— Так что ж нам, бороться за власть?

— Конечно. Брак — битва, а не ложе из цветов [97] Эти слова принадлежат Р. Л. Стивенсону (1850–1894). . Кто же это сказал? Неужели я? Нет, какой афоризм! Обычно они приходят в голову, когда купаешься.

— Я его люблю.

— Очень хорошо. Но в браке надо прежде всего показать, кто главный. Моя дорогая жена показала очень скоро, а посмотри, как мы счастливы!

— Чепуха. Не надо. Пойду поищу его.

— Будешь жалеть.

— Пожалуйста.

— Ты подумай, как я старался!

— Спасибо вам, дядя Фред, вы меня просто спасли. Но я не хочу бороться с Рикки. Ну и пусть будет главный. Мне это нравится.

Граф глубоко вздохнул:

— Что ж, дело твое. Спорить бесполезно. Швыряешься дарами судьбы — Бог тебе в помощь. А Рикки ты не найдешь, он уехал. Потерпи до завтра.

— Это очень долго! Может, послать телеграмму?

— Нет, — сказал лорд Икенхем, — всему есть пределы. Где твое достоинство? Ну хоть притворись. Почему бы Хоресу не отвезти тебя вечером в Лондон?

— Вы думаете, он согласится? Он же ехал сюда, устал.

— И с удовольствием поедет обратно, тем более с тобой. А мы с Мартышкой отправимся этим хваленым 8.25.

— Разве вы тоже уезжаете?

— Да. Спроси Хореса, он расскажет. Если сразу не увидишь, не уходи, загляни в шкаф. Я пока что пойду сообщу новости Мартышке. Он обрадуется. Ему не понравилось в Бландингском замке. Кстати, ты его не встречала?

— Встречала. После Рикки.

— Это хорошо. А то я беспокоился насчет денег.

— Да, он предлагал, я не взяла.

— Не взяла?

— Нет. На что они мне?

— Дорогая моя, на суп! На свадьбу, если хочешь.

— Да, он что-то такое говорил, но я поссорилась с Рикки и собиралась утопиться. Какие свадьбы! А теперь… Передайте ему, пожалуйста, что я их возьму.

Лорд Икенхем застонал, хотя и негромко:

— Легко сказать! Конечно, щипцами, под наркозом, деньги я вырву. Ради тебя готов на все. Принесу к вам домой завтра часа в два. А теперь — беги ищи Хореса. Он будет рад поскорей уехать.

— Бегу. Дядя Фред, вы ангел.

— Спасибо, моя дорогая.

— Если бы не вы…

Пятый граф снова ощутил, что его обнимают, и ответил на это много теплее, чем хотелось бы строгому Мартышке. Но еще минута — и нежный голос Полли уже звучал в темноте, распевая на ходу.

А через десять минут, по пути в Маркет-Бландинг, лорд Икенхем услышал другой голос. Мартышка редко пел, тем более как жаворонок, и граф содрогнулся, подумав о том, что сейчас нанесет удар любимому племяннику.

— Мартышка?

— А, дядя Фред! Какой вечер!

— Приятный.

— Воздух! Звезды! Цветы!

— Да-да. Кстати, насчет этих денег…

— Для мисс Плум? Я как раз хотел сказать. Она не взяла.

— Э… ы…

— Она поссорилась с Рикки, ей не нужно.

— Да, но с тех пор…

— Так что пошел на почту и послал: двести — Джорджу Бадду, пятьдесят — Пуфику. Заказным. Ты представить не можешь, — прибавил Мартышка, — насколько мне легче!

Пятый граф заговорил не сразу. Какое-то время он теребил усы и задумчиво смотрел на племянника, немного досадуя, что Провидение так усложняет жизнь.

— Жаль, — произнес он наконец.

— Тебе жалко?

— Да.

— Почему? Казалось бы…

Мартышка замолчал, испуганный внезапной мыслью.

— Ой! — воскликнул он. — Неужели передумала?

— Да.

— Помирилась с Рикки?